Совесть - это своего рода духовный инстинкт, который быстрее и яснее различает добро от зла, нежели ум. Кто следует голосу совести, тот не будет сожалеть о своих поступках.

В Священном Писании совесть еще называется сердцем. В Нагорной проповеди Иисус Христос совесть уподобил “оку ” (глазу), посредством которого человек видит свое нравственное состояние (Мт. 6:22). Господь еще совесть уподобил “сопернику ,” с которым человеку необходимо примириться до того, как он предстанет пред Судьей (Мт. 5:25). Это последнее наименование указывает на отличительное свойство совести: противиться нашим плохим поступкам и намерениям.

Наш личный опыт убеждает нас также в том, что этот внутренний голос, называемый совестью, находится вне нашего контроля и выражает себя непосредственно, помимо нашего желания. Подобно тому, как мы не можем себя убедить, что мы сыты, когда мы голодны, или что мы - отдохнувшие, когда мы усталые, так мы не можем себя убедить в том, что мы поступили хорошо, когда совесть говорит нам, что мы поступили плохо.

Совесть в Священном Писании

Воля Божия становится известной человеку двумя способами: во-первых, посредством его собственного внутреннего существа и, во-вторых, через откровения или , сообщенные Богом и воплотившимся Господом Иисусом Христом и записанные пророками и апостолами. Первый способ сообщения воли Божией называется внутренним, или естественным, а второй – внешним, или сверхъестественным. Первый – психологического характера, а второй – исторического.

О существовании внутреннего, или естественного, нравственного закона ясно свидетельствует ап. Павел, говоря: когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то не имея закона, они сами себе закон, ибо показывают, что дело закона у них написано в сердцах (Рим. 2:14-15). И на основании этого закона, написанного в сердцах, образовались среди языческих народов и составлялись писаные законы, служившие руководством для общественной жизни и воспитывавшие в каждом в отдельности человеке нравственную свободу. Хотя эти нравы и законы были несовершенны, все же без них было бы хуже, так как водворился бы в человеческом обществе совершенный произвол и распущенность. При недостатке попечения падает народ, как листья , – говорит премудрый (Притч. 11:14).

О присутствии в человеке естественного закона нравственности каждому говорит его совесть. Сказавши о деле закона, написанном в самой природе язычников, апостол присоединяет: свидетельствует их совесть (Рим. 2:15). Совесть имеет основание во всех трех известных психических силах: в познании, чувствовании и воле. Самое слово совесть (от ведать, знать), а также обычные выражения: совесть заговорила, совесть признает или совесть отвергает, – показывают, что в совести есть элемент познания. Далее, ощущение в совести радости или скорби, мира или недовольства и беспокойства сродняют совесть с чувством. Наконец, мы выражаемся: совесть удерживает меня от этого, или совесть заставляет меня сделать это, следовательно, относим совесть к воле. Таким образом, совесть есть “голос” (как обыкновенно выражаются), возникающий из своеобразного сочетания всех трех психических способностей. Он возникает от отношения самосознания человека к самоопределению и его деятельности.

Совесть имеет такое значение для деятельности, какое логика имеет для мышления. Или как присущие человеку чувство рифмы, такта и т.д – для поэзии, музыки и т.д. След., совесть есть нечто первобытное, врожденное человеку, а не производное, навязанное. Она всегда свидетельствует о богоподобии человека и необходимости исполнения заповедей Божиих. Когда искуситель соблазнял в раю Еву, то сейчас же явилась на страже своей совесть, извещая о непозволительности преступления заповеди Божией. Ева сказала: плоды с дерев мы можем есть, только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть (Быт. 3:2-3). Потому-то еще древние говорили про совесть: est Deus in nobis, т.е. в совести ощущается нами не только человеческое, но и выше-человеческая, или божеская, сторона. И по словам премудрого Сираха, Бог положил око свое на сердцах людей (Сир. 17:7). В этом сущность несокрушимой силы и величия совести по отношению к человеческим намерениям и действиям. С совестью нельзя торговаться, сговариваться, вступать в сделки: совесть неподкупна. Нет надобности в рассуждениях и умозаключениях, чтобы услышать решение совести: она говорит непосредственно. Лишь только помыслил человек совершить что-либо дурное, сейчас же является на свой пост совесть, предостерегая его и угрожая ему. А после совершения дурного дела совесть немедленно карает и мучит его. Не напрасно говорят, что не человек владеет совестью, а совесть владеет человеком. Человек находится в зависимости от своей совести.

Как действует совесть? По своим действиям совесть различают законодательную и судящую (наказующую). Первая есть масштаб для измерения наших действий, а последняя есть результат этого измерения. Ап. Павел называет законодательную совесть свидетельствующей о поступках (язычников; Рим. 2:15). А в другом месте: Истину говорю во Христе, не лгу, свидетельствует мне совесть моя в Духе Святом (Рим.9:1). Но в Свящ. Писании больше говорится о совести судящей. Так Адам после грехопадения, Каин после братоубийства, братья Иосифа после мщения невинному – все они испытывают терзания совести в своей . Во 2-й книге Царств говорится о разбитом сердце , т.е. об осудившей совести (гл.24:10). В псалмах Давида не один раз говорится о подобном состоянии человека. В Новом Завете говорится о книжниках и фарисеях, приведших к Господу Спасителю грешницу, что: они начали уходить один за другим, обличаемые совестью (Ин.8:3). В посланиях ап. Петра и Павла, в местах о совести, больше говорится о совести судящей, т.е. награждающей или наказывающей.

Какие существуют состояния человеческой совести? Так как совесть есть естественный голос, слышимый в самой природе человека, то вследствие этого она находится в тесной связи со всем состоянием души человека, в зависимости от ее нравственного развития – от образования, образа жизни и вообще истории. Эта мысль подтверждается и Свящ. Писанием. История Откровения имеет своей задачей наиболее ясно раскрывать закон, и притом в согласии его с собственным познанием человека. Ап. Павел признает постепенное возрастание в человеке нравственной мудрости и требует этого, когда говорит: Всякий, питаемый молоком, несведущ в словах правды, потому что он младенец; твердая же пища свойственна совершенным, у которых чувства навыком приучены к различению добра и зла (Евр. 5:13-14); и еще: И не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы вам познавать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная (Рим.12:2). Развитие и совершенствование совести зависит как от образования ума, так и от усовершенствования воли. Строгая справедливость, в частности – любовь к истине и согласование практических действий с теоретическим познанием, – вот главные основы ясности, остроты и живости совести (совестливости). А внешние вспомогательные средства к тому есть: наставления родителей, голос и пример лучшей части общества, и главное – Свящ. Писание, ясно и в во всей чистоте раскрывающее нравственные истины и правосудно обличающее человеческие пороки.

Если совесть находится в зависимости от общего состояния человека, умственного и нравственного, образовавшегося под влиянием среды, как отдельного лица, так и целых народов, которое очень часто бывает извращенным, то по этой причине голос совести слышится разными людьми совсем по-разному, порой противоречиво. Из истории известно, что люди совершают иногда самые жестокие действия, даже страшные преступления, ссылаясь на голос своей совести. Вспомним для примера об инквизиции, об обычае языческих народов умерщвлять слаборожденных детей и одряхлевших стариков и т.п. Да и между нами нередко один со спокойной совестью совершает то, от чего совесть другого возмущается. Наконец, в одном и том же человеке совесть может говорить в разное время по разному. Отсюда следует, что проявляется совесть не у всех одинаково, что голос ее может быть истинным и неистинным, и то и другое в различной степени. Потому-то ап. Павел в послании к коринфянам говорит о немощной или заблуждающейся совести, о совести идолов, т.е. совести, признающей идолов за действительные силы (1 Кор. 8:7,13). След., не может быть принято мнение тех, кто думает, что совесть человека содержит “полный и организованный нравственный закон, одинаковое и всегда равное содержание”, и потому в случаях заблуждения и нравственной порчи ему следует только присмотреться к своей совести, чтобы понять свое заблуждение, свое извращенное состояние и обратиться на лучший путь.

История жизни языческих народов и их обращение в христианство не подтверждает этого взгляда. История говорит, как о том, что не у всех народов существует одинаковый кодекс заповедей, так и о том, что при обращении язычников в христианство дело не ограничивалось только напоминанием о содержимом их совести. Происходила трудная и продолжительная работа во всем существе язычника, непрерывное и настойчивое влияние на все его сознание. Оттого-то борьба миссионеров с языческими суевериями и нравами далеко не легка, – как было бы, если бы эта теория о совести была верна. Но, тем не менее, эта борьба возможна, дает результаты, и язычники обращаются в христианство. А это и есть признак того, что для всех людей открыта возможность исправлять свою совесть и руководствоваться правильными и чистыми ее указаниями. Каждый человек есть образ и подобие Божие.

Истинность или ошибочность , уверенность или сомнительность (вероятность) – вот свойства законодательной совести. Совесть же судящую мы называем спокойной или беспокойной , мирной или тревожной, утешительной или мучительной. В Свящ. Писании она называется совестью благой, чистой, непорочной или злой, порочной, оскверненной, сожженной. Перед иудейским синедрионом ап. Павел свидетельствовал, что он всей доброй совестью жил перед Богом до сего дня (Деян.23:1). Ап. Петр увещает христиан иметь добрую совесть, дабы тем, за что злословят вас, как злодеев, были постыжены порицающие ваше доброе житие во Христе (1 Пет. 3:16 и 21). В послании к евреям, ап. Павел выражает уверенность, что имеем добрую совесть, потому что во всем желаем вести себя честно (13:18). Он заповедует иметь таинство в чистой совести (1 Тим. 3:9). И сам подвизаюсь иметь непорочную совесть перед Богом и людьми (Деян. 24:16), говорит он о себе. В послании к евреям, апостол называет совесть злой или порочной, когда призывает приступить с искренним сердцем, с полной верой, кроплением [Кровию Христовой] очистив сердце от порочной совести . (Евр.10:22). В послании к Титу апостол называет совесть “оскверненной”, когда говорит о людях: осквернены ум их и совесть. Они говорят, что знают Бога, а делами отрекаются, будучи гнусны и непокорны и неспособны ни к какому доброму делу (Тит 1:15). Сожженными же в совести апостол называет тех лжесловесников , через которых в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским (1 Тим. 4:1-2). Жжение обозначает здесь мучительное сознание вины.

По силе или энергии совесть называют решительной или скрупулезной . Ей сродни совесть мнительная. Она свойствена лицам, склонным к унынию и не доверяющим средствам очищения от грехов. Под влиянием страстей и шума мира совесть часто плохо слышна человеку и становится приглушенной. Если часто заглушать голос совести, то он становится все тише, совесть болеет, отмирает, и такой процесс оканчивается смертью совести, т.е. состоянием бессовестности.

Но, говоря о состоянии бессовестности, мы понимаем не отсутствие в человеке карательной силы совести, а только отсутствие совестливости, т.е. попрание всех божеских и человеческих законов и прав, отмирание всякого нравственного чувства. Конечно, бури страстей и шум этого мира могут заглушить и карательный голос совести. Но и в этом случае судящая совесть сказывается в человеке. Она тогда сказывается в тайном унынии, меланхолии, тоске, в состоянии безнадежности. А когда затихают страсти и шум мира (что случается в течение всей жизни, но в особенности перед смертью), тогда злая совесть обрушивается на человека со всей яростью. Она тогда производит в человеке беспокойство и боязливость, и мучительное ожидание будущего воздаяния. Каин, Саул, Иуда, Орест могут послужить образцами. Так что совесть есть или -утешитель, или -мучитель.

Мы привели все выдержки из свящ Писания, относящиеся к человеческой совести. Осталось указать только на одно место в послании ап. Павла к коринфянам; оно читается так: Совесть же разумею не свою, а другого; ибо для чего моей свободе быть судимой чужой совестью? (1 Кор. 10:29). В этих словах совесть представляется индивидуальной инстанцией: это значит, что каждый человек имеет совесть только для себя. Из этого следует, что я должен остерегаться возвышать голос свой совести на степень закона для других и таким образом причинять ущерб своей совести. Я должен со вниманием и снисхождением относиться как к своей собственной совести, так и к совести других.

Природа совести

Совесть – всеобщий нравственный закон

Наличие совести свидетельствует о том, что действительно, как повествует , Бог уже при самом создании человека начертал в глубине его души Свой образ и подобие (Быт. 1:26). Поэтому принято совесть называть голосом Божиим в человеке . Будучи нравственным законом, написанным прямо на сердце человека, она действует во всех людях , независимо от их возраста, расы, воспитания и уровня развития.

Ученые (антропологи), изучающие нравы и обычаи отсталых племен и народов, свидетельствуют, что до сих пор не было найдено ни одного даже самого дикого племени, которое было бы чуждо тех или других понятий о нравственно-добром и злом. Кроме того, многие племена не только высоко ценят добро и гнушаются зла, но большей частью сходятся в своих взглядах на сущность того и другого. Многие, даже дикие племена, стоят столь же высоко по своим понятиям о добре и зле, как и наиболее развитые и культурные народы. Даже у тех племен, у которых возводятся в степень добродетели дела, неодобрительные с господствующей точки зрения, замечается в остальном, касающемся нравственных понятий, полное согласие с воззрениями всех людей.

О действиях внутреннего нравственного закона в людях обстоятельно пишет св. апостол Павел в первых главах своего послания к Римлянам. Апостол укоряет евреев в том, что они, зная писанный Божественный закон, часто нарушают его, в то время, как язычники “не имущие (писанного) закона, по природе законное делают… Они показывают (этим), что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствуют их совесть и мысли, которые то обвиняют, то оправдывают одна другую” (Рим. 2:15). Тут же ап. Павел объясняет, как этот закон совести то награждает, то наказывает человека. Так, каждый человек, кто бы он ни был, иудей или язычник, чувствует мир, радость и удовлетворение, когда делает добро, и, напротив, чувствует беспокойство, скорбь и тесноту, когда делает зло. Причем, даже язычники, когда делают зло или предаются разврату, знают по внутреннему чувству, что за эти поступки последует Божье наказание (Рим. 1:32). На предстоящем страшном суде Бог будет судить людей не только по их вере, но и по свидетельству их совести. Поэтому, как учит ап. Павел, и язычники могут спастись, если их совесть засвидетельствует перед Богом их добродетельную жизнь.

Совесть обладает большой чувствительностью к добру и злу. Если бы человек не был поврежден грехом, ему не нужен был бы и письменный закон. Совесть могла бы верно руководить всеми его поступками. Необходимость в писанном законе возникла после грехопадения, когда человек,омраченный страстями, перестал отчетливо слышать голос своей совести. Но по существу, как письменный закон, так и внутренний закон совести говорят об одном: “как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними” (Мт. 7:12).

В ежедневных отношениях с людьми мы подсознательно больше теряем совести человека, чем писанным законам и правилам. Ведь за всяким преступлением не уследишь, да и закон иногда у неправедных судей - “что дышло: куда повернул, туда и вышло.” Совесть же содержит в себе вечный и неизменный Божий закон. Поэтому нормальные взаимоотношения между людьми возможны только до тех пор, пока люди не утратили в себе совесть.

О хранении чистоты совести

“Больше всего хранимого храни сердце твое, потому что из него источники жизни” (Притчи 4:23). Этими словами Священное Писание призывает человека беречь свою нравственную чистоту.

Но как быть грешному человеку, запятнавшему свою совесть; является ли он навеки обреченным? К счастью, нет! Огромное преимущество христианства перед другими религиями заключается в том, что оно открывает путь и дает средства к полному очищению совести .

Этот путь состоит в том, чтобы покаянно повергнуть свои грехи перед милосердием Божиим с искренним намерением изменить к лучшему свою жизнь. Бог прощает нас ради Своего Единородного Сына, Который на кресте принес очистительную жертву за наши грехи. В таинстве , а потом - в таинствах исповеди и причастия Бог совершенно очищает совесть человека “от мертвых дел” (Ев. 9:14). Вот почему такое большое значение придает этим таинствам.

Кроме того, Церковь Христова обладает той благодатной силой, которая дает возможность совести совершенствоваться в чуткости и ясности проявлений. “Блаженны чистые сердцем, потому что они Бога увидят” . Через чистую совесть начинает действовать Божий свет, который руководит мыслями, словами и поступками человека. В этом благодатном озарении человек делается орудием промысла Божия. Он не только сам спасается и совершенствуется духовно, но содействует спасению людей, которые с ним общаются (вспомним святых Серафима Саровского, Иоанна Кронштадтского, старца Амвросия Оптинского и других праведников).

Наконец, чистая совесть есть источник внутренней радости. Люди с чистым сердцем спокойны, приветливы и доброжелательны. Люди с чистым сердцем уже в этой жизни предвкушают блаженство Царства !

“Не величие власти,” - рассуждает св. Иоанн Златоуст , - “не множество денег, не обширность могущества, не крепость телесная, не роскошный стол, не пышные одежды, не прочие человеческие преимущества доставляют благодушие и радость; но бывает это плодом только духовного благоустройства и доброй совести.”

Что такое угрызения совести?

Совершая грех в первый раз, человек чувствует некое [внутреннее] обличение, переживает. Сделав тот же грех повторно, он испытывает меньшее обличение, и если он. невнимателен и продолжает грешить, то его совесть очерствевает.

Диавол часто находит оправдание грехам, и вместо того чтобы признаться: «Я сделала это, чтобы попрать свою совесть», она оправдывает себя: «Я сделала это ради того, чтобы не расстраивался Старец». Он поворачивает ручку настройки на другую частоту, чтобы мы не увидели своего проступка. Одна женщина, придя к духовнику на исповедь, безутешно рыдала и повторяла одну и ту же фразу: «Я не хотела ее убивать!» - «Послушай, - стал успокаивать ее духовник, - если у тебя есть покаяние, то у Бога есть прощение греха. Ведь Он же простил покаявшегося Давида».

Радости покрывают грех, загоняют его вглубь, но он продолжает работать изнутри. Таким образом, человек попирает свою совесть и поэтому начинает очерствевать, а его сердце потихоньку засаливается. А потом диавол во всем находит ему оправдание: «Это дело пустяшное, а это вещь естественная…» Однако такой человек не имеет покоя, поскольку загнанное вглубь расстройство не умолкает. Он чувствует в себе беспокойство, не имеет внутреннего мира и тишины. Он живет с непрекращающимся терзанием, мучается и не может понять, в чем причина всего этого, потому что его грехи покрыты сверху, загнаны вглубь. Такой человек не понимает, что страдает от того, что совершил грех.

Совесть в психологии

Изучением свойств совести и ее взаимоотношения с другими душевными способностями человека занимается психология. Психология старается установить два момента: а) Является ли совесть природным свойством человека, с которым он рождается, или она есть плод воспитания и обусловлена теми жизненными условиями, в которых формируется человек? и б) Является ли совесть проявлением ума, чувств или воли человека или она является самостоятельной силой?

Внимательное наблюдение над наличием совести в человеке убеждает нас в том, что совесть не есть плод воспитания или физических инстинктов человека, но имеет высшее, необъяснимое происхождение.

Например, дети обнаруживают совесть до всякого воспитания со стороны взрослых. Если бы физические инстинкты диктовали совести, то совесть побуждала бы людей делать то, что им выгодно и приятно. Однако, совесть очень часто понуждает человека делать как раз то, что ему невыгодно и неприятно. Как бы безнаказанно ни наслаждались нечестивцы и как бы ни страдали добрые, заслуживающие похвалы люди в этой временной жизни, совесть всем говорит, что существует высшая справедливость. Рано или поздно каждый получит воздаяние по своим поступкам. Вот почему для многих людей самым убедительным аргументом в пользу бытия Божия и бессмертия души служит наличие в человеке голоса совести.

Что касается взаимоотношения совести с другими силами человека, с его умом, чувством и волей, мы видим, что совесть не только говорит человеку о том, что само по себе хорошо или дурно в нравственном отношении, но и обязывает его непременно делать хорошее и избегать делать дурное, сопровождая добрые действия чувством радости и удовлетворения, а действия порочные - чувством стыда, страха, душевной муки. В этих проявлениях совести обнаруживаются познавательная, чувственная и волевая стороны.

Конечно, один лишь разум не может рассматривать некоторые действия, как нравственно-добрые, а другие, как нравственно-дурные. Ему свойственно находить те или другие из наших и чужих действий или умными или глупыми, целесообразными или нецелесообразными, выгодными или невыгодными, и только. Между тем, что-то побуждает разум противопоставлять самые, подчас выгодные возможности действиям добрым, осуждать первые и одобрять последние. Он усматривает в некоторых человеческих поступках не только выгоду или просчет, подобно математическим вычислениям, но дает нравственную оценку поступкам. Не следует ли из этого, что совесть воздействует на разум с помощью моральных доводов, действуя, в сущности, независимо от него?

Обращаясь к волевой стороне проявлений совести, мы наблюдаем, что сама по себе воля есть способность человека желать чего-либо, но эта способность не повелевает человеку, что ему делать. Воля человеческая, сколько мы ее знаем в себе и в других людях, весьма часто борется с требованиями нравственного закона и силится вырваться из стесняющих ее оков. Если бы волевое проявление совести было бы лишь осуществлением человеческой воли, то в этом случае не существовало бы такой борьбы. Между тем, требование нравственности безусловно контролируют нашу волю. Она может не исполнять эти требования, будучи свободна, но не может и отрешиться от них. Впрочем, и самое неисполнение волею требований совести не проходит для нее безнаказанно.

Наконец, и чувственная сторона совести не может рассматриваться как только чувственная способность человеческого сердца. Сердце жаждет приятных ощущений и избегает неприятных. Между тем, с нарушением требований нравственности нередко бывают связаны сильные душевные муки, которые раздирают человеческое сердце, от которых мы никак не можем избавиться, как бы ни желали и ни старались. Несомненно, что и чувственная способность совести не может рассматриваться как проявление обычной чувствительности.

Епитимья: Лекарство для больной совести

Фильмы о совести:

Счет невечерний. От 17 сентября. Вера и совесть

О совести

Как разбудить свою совесть?

Игорь МАЛИН

К огда человек встает на путь следования за Господом, он желает жить в согласии с евангельскими заповедями и собственной совестью. Что же такое совесть в библейском понимании и что делает нас глухими к голосу совести?

А постол Петр пишет, что при вступлении в Церковь мы «обещаем Богу добрую совесть» (1 Пет. 3:21). Но пообещать мы можем что угодно и кому угодно, а вот как выполнить обещанное?

Интересно, что греческое слово, которое переведено на русский язык как «обещание», имеет еще одно значение — «просьба». И тогда все становится на свои места. Принимая крещение, мы как обещаем Богу, так и просим о доброй совести. Обещаем Господу, что будем стремиться жить по совести. При этом, сознавая, что без Бога «не можем делать ничего», просим, чтобы Господь даровал нам силы поступать по совести.

Д обрая совесть — непременное условие полноценной духовной жизни христианина. Апостол Павел говорит о двух основополагающих вещах, без которых христианин не может духовно расти — это вера и совесть (1 Тим. 1:19). Итак, что же делает нас бесчувственными и равнодушными к голосу собственной совести? Что «сжигает» нашу совесть?

П режде всего, это страсть к обсуждению и поиску грязи в другом человеке. Подвижник VI века Авва Дорофей говорил: «Мыслью лжет тот, кто принимает за истину свои предположения, то есть пустые подозрения на ближнего: такой, когда видит, что кто-нибудь беседует с братом своим, делает свои догадки и говорит: он обо мне беседует. Если прекращают беседу, он опять предполагает, что из-за него прекратили беседу. Если кто скажет слово, то он подозревает, что оно сказано для оскорбления его. Вообще в каждом деле он постоянно, таким образом, замечает за ближним, говоря: он ради меня это сделал, он ради меня это сказал, он это сделал для того-то».

С толкнувшись с подобной проблемой в среде христиан, апостол Павел написал следующие слова: «Для чистых все чисто; а для оскверненных и неверных нет ничего чистого, но осквернены и ум их и совесть» (Тит. 1:15). То есть лукавые подозрения и постоянное указание на ошибки окружающих должно насторожить нас. Если этому есть место в нашей жизни — значит совесть наша заболела.

Н о если мы будем стремиться увидеть в другом человеке образ Божий, а не бесовскую физиономию, тогда у нас меньше будет болеть голова от подозрений и недоверия, а значит и совесть сохранится в чистоте.

В торое, что мешает нам хранить совесть неоскверненной, — это зависть. В ветхозаветном апокрифе есть такие слова: «Завистью диавола вошла в мир смерть, и испытывают ее принадлежащие к уделу его» (Премудрости Соломона 2:24). По собственному опыту мы с вами знаем, как зависть лишает нас покоя и радости, как отравляет отношения с близкими людьми, как делает нас нечувствительными к голосу совести.

Н аверное, поэтому апостол Иаков называет зависть «горькой и сварливой» (Иак. 3:14). И действительно, сварливость является следствием зависти. А сварливость, в свою очередь, отнимает у нас драгоценные минуты и часы нашей жизни. Мы уже не можем ничего делать от души, мы постоянно ворчим о нелегкой судьбе, выпавшей на нашу долю. Ежедневно ругаем соседа или коллегу по работе за его талант, красоту и успех.

И , как следствие этого, на смену зависти и сварливости приходит неприязнь, перерастающая в откровенную ненависть. А с ненавистью мы совладать уже не в силах, мы ее можем только излить на более удачливого, чем мы сами…

Т ретья причина заключается в неправильном отношении христианина к самому себе. Когда мы перестаем обращать внимание на совесть и поступаем вопреки ее голосу, мы начинаем ощущать себя по отношению к Господу рабами или наемниками. Мы чувствуем сначала какую-то тяжесть и вину. Затем, по пословице «утро вечера мудренее», замалчиваем в себе грех. Мы привыкаем к этому, и то, от чего вчера бы мы ужаснулись, сегодня становится для нас разумным, логичным и даже правильным. Более того, мы пытаемся загладить вину перед Богом чем-то большим и добрым.

Т ем самым мы только ускоряем свое скатывание к религии дел, к законничеству. А законничество — это совсем другая, не библейская система ценностей. Подлинное христианство — это религия, в которой «кровь Христа…очищает совесть нашу от мертвых дел, для служения Богу живому и истинному!» (Евр. 9:14). Богу важно, прежде всего, наше отношение к Нему и к другому человеку. Поэтому нам, по слову апостольскому, и надо повиноваться Господу «не только из страха наказания, но и по совести» (Рим. 13:5). Ему нужно наше сердце (Прит. 23:26), а не то, что мы готовы принести Господу, чтобы договорится с Ним о прощении.

С трашнее другое: подобное игнорирование совести ведет к привыканию к греху. Но, даже когда мы упали, когда окончательно потеряли совесть, мы можем быть уверены, что все равно в отчем доме нас с любовью ожидает Господь. Главное только не впасть в отчаяние, что наш грех слишком велик, а мы уже недостойны прощения. Нет такого греха, который бы не простил наш любящий Господь. Только бы не закрыться от Него, только бы не побояться обратиться за помощью — по примеру блудного сына из евангельской притчи…

Ч етвертая причина помрачения нашей совести — это провозглашение веры в Бога с одновременной нелюбовью к человеку. Совесть наша тогда чиста, когда мы честны и перед Богом и перед ближним (Евр. 13:18). Не может быть двойных стандартов: Богу — все, ближнему — ничего.

В апостольских посланиях мы неоднократно встречаемся с призывом к золотой середине в своем отношении к Богу и человеку. Когда апостол Павел свидетельствовал о Христе Спасителе перед правителем Феликсом, он сказал: «Подвизаюсь всегда иметь непорочную совесть пред Богом и людьми» (Деян. 24:16). Об этом же самом Павел писал и в Коринф: «Итак, зная страх Господень, мы вразумляем людей, Богу же мы открыты; надеюсь, что открыты и вашим совестям» (2 Кор. 5:11). Вера в Бога с одновременным активным доверием к человеку свидетельствует не только о духовной зрелости, но и позволяет сохранить в чистоте нашу совесть.

В Новом Завете нередко такие понятия как «сердце» и «совесть» являются синонимичными.

И в завершение мне хотелось бы процитировать слова апостола Иоанна, которые содержат обетование для тех, кто хранит свою советь в чистоте перед Богом и ближним: «Дети мои! станем любить не словом или языком, но делом и истиною. И вот по чему узнаем, что мы от истины… если сердце наше осуждает нас, то кольми паче Бог, потому что Бог больше сердца нашего и знает все. Возлюбленные! если сердце наше не осуждает нас, то мы имеем дерзновение к Богу, и, чего ни попросим, получим от Него, потому что соблюдаем заповеди Его и делаем благоугодное пред Ним» (1 Ин. 3:18-22).

Беседа первая

Когда мы в нашей обыденной жизни говорим, что совесть наша нас обличает, что она не позволяет нам делать того или другого или, наоборот, что совесть у нас молчит, мы придаем «совести» какое-то особенное значение. Также и в христианском пути совесть занимает исключительное место. Что же такое совесть с точки зрения святых отцов? Святые отцы называют совесть естественным законом, вложенным Богом в сердце человека при творении: «Когда Бог сотворил человека, то Он всеял в него нечто Божественное, как бы некоторый помысл, имеющий в себе, подобно искре, и свет, и теплоту; помысл, который просвещает ум и показывает ему, что доброе, и что злое: сие называется совестью, а она есть естественный закон <...> Последуя сему закону, то есть совести, патриархи и все святые прежде написанного закона угодили Богу» . Так было во время райского пребывания человека с Богом. Лишь только, когда повредился, затмился закон, напечатленный в сердце человека, возникла нужда в Священном Писании. Это было при Моисее , когда среди народа Божия распространилось нечестие, оскудела вера. «Но когда люди чрез грехопадение зарыли и попрали ее (совесть), тогда сделался нужен закон написанный, стали нужны святые пророки, нужным сделалось самое пришествие Владыки нашего Иисуса Христа, чтобы открыть и воздвигнуть ее (совесть), засыпанную оную искру снова возжечь хранением святых Его заповедей» . Так же в Новом Завете. Вначале ученики Христовы не имели писаного закона и только под конец своей жизни писали Евангелие и послания. Некоторые же из христиан узнали Закон Божий не только не из Священного Писания, но даже и не из устного предания. Сам Господь в сердце их, в совести их открыл им Благую Весть. Так было с апостолом Павлом , который никогда не видел Господа на земле, не слышал проповеди Его непосредственных учеников и апостолов почти до конца своей жизни, но, еще будучи фарисеем, неуклонно исполнял все веления своей совести, и потому Господь открылся ему. Так же и о Марии Египетской мы знаем, что она знала Закон Божий, не имея никаких книг. Дело Христово состояло в том, что Он восстановил в человеке совесть, возжег искру, попранную и зарытую. Совесть связана в нас непосредственно с образом Божиим, и как он в нас растлился и нуждался в восстановлении, так и совесть. Христос пришел на землю для того, как учит Церковь, чтобы восставить образ падшего праотца и вместе с тем восстановить, возжечь в нас искру совести. Такое учение о совести находим мы у всех святых отцов, и наш святитель Тихон Задонский пишет в своем слове «О совести» : «Бог, созидая человека, насадил в душе его совесть, дабы тою аки правилом управлялся и, что творить и от чего уклоняться, наставлялся. Совесть не иное что, как закон естественный или природный; почему и с законом Божиим написанным совесть сходна. Чего бо научает закон Божий, того научает и совесть» . И если мы о том стараемся, постепенно восстановляется и очищается в нас этот закон, написанный «не на скрижалях каменных, а на скрижалях сердца плотяных» , все более приближаясь к писаному Закону Божию. Оба эти закона в идеале одно и то же. Именно потому-то апостолу Павлу и Марии Египетской не нужно было чтение Священного Писания. Естественный закон восстанавливается в христианах при Крещении вместе с образом Божиим, и, если только человек прилагает к тому старание, он в продолжение жизни все более очищается и просветляется вместе с подобием Божиим. Блаженный Диадох сравнивает образ Божий с рисунком, на который мы накладываем краски в течение нашей жизни, все более приближаясь и уподобляясь Богу. Но закон естественный есть и у неверующих, и у язычников, но в них он в таком же положении, как и образ Божий, то есть растлился и пал. Тем не менее, если они все-таки следуют своей совести, хотя бы то и искаженной и оскверненной, но все же вложенной как Закон Божий в их сердца, она ведет их к Богу. Когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую (Рим. 2, 14-15), говорит апостол Павел. Для христианина же, в котором чрез Крещение восстанавливается образ Божий и очищается совесть, последняя связывается еще с Ангелом Хранителем. И Иоанн Лествичник так говорит о совести: «Совесть есть слово и обличение Ангела Хранителя, данного нам при Крещении» . Мы-то, люди, опять можем образ Божий в себе затмить, но у нас есть Ангел Хранитель, и наша совесть - его слово. «Совесть есть естественная книга (велений Божиих): деятельно читающий оную получает опыты Божественного заступления» , - говорит Марк Подвижник . Вот Ангел Хранитель и дает нам возможность деятельно читать книгу естественного закона. Можем ли мы доверять нашей совести, можем ли руководствоваться в жизни велениями этого голоса, который то оправдывает, то обвиняет нас? Да. «У нас есть достаточное руководство - совесть, и невозможно, чтобы кто-нибудь лишен был ее помощи» , - отвечает Иоанн Златоуст . Если желаешь всегда иметь душеспасительное руководство, внимай своей совести и неотложно исполняй, что она будет внушать тебе. Иоанн Златоуст указывает нам, что если бы мы, христиане, внимательно относились к своей совести теперь, после Крещения, имея при этом и Ангела Хранителя, мы всегда могли бы знать волю Божию, как это было у первых людей до грехопадения. В нашей воле повиноваться совести или попирать ее и пренебрегать ею. Мы должны постоянно помнить, что в нас живет совесть, что надо стремиться к тому, чтобы огонь этот не потух, как искра под пеплом, но постоянно разгорался. «Ныне же в нашей власти или опять засыпать ее, или дать ей светиться в нас и просвещать нас, если будем повиноваться ей. Ибо когда наша совесть говорит нам сделать что-либо, а мы пренебрегаем сим и когда она говорит нам, а мы не делаем, но продолжаем попирать ее, тогда мы засыпаем ее, она не может уже явственно говорить нам от тяготы, лежащей на ней, но, как светильник, сияющий за занавесью, начинает показывать нам вещи темней. И как в воде, помутившейся от многого ила, никто не может узнать лица своего, так и мы, по преступлении, не разумеем, что говорит нам совесть наша, так что нам кажется, будто ее вовсе нет у нас. Однако нет человека, не имеющего совести, ибо она есть, как мы уже сказали, нечто Божественное и никогда не погибает, но всегда напоминает нам полезное, а мы не ощущаем сего, потому что, как уже сказано, пренебрегаем ею и попираем ее» . Если совесть наша молчит или «показывает вещи темней», это не значит, что плоха самая совесть, вложенная в нас Богом. Это свидетельствует о том, что мы сами, имея сначала очищенную совесть, не радели о ее чистоте и жизнеспособности. Иначе можно было бы сказать, что в нас нет Божественной искры, что и образ Божий несовершен, что в Самом Боге нет совершенства. Мы знаем и из нашего собственного опыта, и из мировой литературы, что каждый из нас перед тем как совершить грех, преступление, слышит удерживающий его голос совести, хотя и слабый, робкий, но все же говорящий, но мы сами отвергаем его, не видим и не хотим видеть света. Очень ярко говорит об этом Тихон Задонский: «Тако Бог в совести человеку глаголет и вопиет ему, когда хощет зло соделать: возвратися, человече! не туда, идешь ты. Уклонися от зла (Пс. 33, 15). Христианине! Хощеши ли ты отмстить, повредить или, что горше того, убить ближнего твоего? Бог в след тебе вопиет: человече, воротись! Хощеши ли блуд сотворить и осквернить тело свое? Бог вопиет тебе: человече, воротись! Хощеши ли украсть, похитить и отнять у ближнего твоего добро? Бог гремит в совести твоей: человече, возвратись! Хощеши ли ближнего твоего прельстить и обмануть? Бог тебе вопиет: человече, воротись! Хощеши ли оклеветать, осудить, обругать и опорочить брата твоего? Бог отвращает тебе от того и глаголет: человече, воротись <...> А что в совести тебе говорит, то и в слове Своем святом говорит. Совесть непогрешительная и слово Божие суть согласны. Что совесть говорит, тое и слово Божие; от чего совесть удерживает и отвращает, от того и Божие слово; за что совесть обличает, за тое и Божие слово <...> и за что совесть похваляет, за тое и Божие слово <...> Сего ради когда совесть нас от чего отвращает и удерживает: се есть глас Божий, вопиющий внутрь нас, отвращающий и удерживающий нас от зла» . Нам эта картина так знакома! Всякий, кто внимательно относится к своей совести, кто хоть иногда заглядывает в свою душу, подтвердит эти слова святого отца. Но Нил Синайский говорит, что может быть в душе и иной голос, который говорит нам, что все обстоит благополучно, что ничего не случится с нами, если мы сделаем то и то, который заставляет совесть умолкать, и святой советует: «Свидетельницу дел твоих - совесть свою - не отсылай к помыслу, презирающему падение и сладкоречиво о нем говорящему» . Наше величайшее счастье, но вместе с тем и несчастье, состоит в том, что мы в себе самих имеем свидетеля и обличителя наших дел и обличителя «постоянного, но не непрерывного» , как говорит Иоанн Златоуст, то есть она не мучает нас в каждую минуту нашей жизни, так как мы не снесли бы этого, но ее обличение то и дело вспыхивает в нас, не давая нам уснуть. Иоанн Златоуст утверждает, что совесть делает это не однажды, не дважды, но многократно и во всю жизнь и, хотя бы прошло много времени, она никогда не забывает сделанного, но сильно обличает нас и при совершении греха, и до совершения, и особенно по совершении. Итак, совесть есть, во-первых, свидетель не безмолвный и, во-вторых, обличитель, но не непрерывный. В этом, как я сказал, наше счастье и несчастье. Непрерывное обличение нас убило бы, мы не смогли бы начать иной жизни - чистой и святой. А наше несчастье заключается в том, что, пока слышим обличение совести, мы еще хотим что-то сделать, а едва оно кончится - к деланию охладеваем. А нам следует пребывать до конца бдительными. Внимание к своей совести должно быть для христианина основным деланием. Мы имеем совесть - свидетеля не безмолвного и обличителя постоянного, но не непрерывного, имеем и укорение, и отраду, имеем все, чтобы встать от бездны греховной и бдительно идти вперед правым путем. Мы постоянно должны прислушиваться, не перестала ли нас обличать совесть, и если да, искать причину этого, помня, что «тех только одних не обличает совесть, которые или достигли верха добродетели, или ниспали в самую глубь зла» . «Должно внимать себе, не перестала ли совесть наша обличать нас не ради чистоты нашей, но как бы утомившись» . И если мы имеем в себе этого свидетеля и обличителя, мы должны идти к нему на послушание, прислушиваться к его велениям и не отсылать его к помыслу, «презирающему наше падение и сладкоречиво о нем говорящему». Оптинский старец отец Иосиф говорил: «Совесть человека похожа на будильник. Если будильник прозвонил и, зная, что надо идти на послушание, сейчас встанешь, то и после всегда будешь его слышать, а если сразу не встанешь, несколько дней подряд говоря: «полежу еще немножко», то в конце концов просыпаться от его звонка не будешь» . Всякий знает это в отношении к будильнику, в отношении же к совести мы это как будто и знаем, но не обращаем на это внимания. Кроме того, что совесть является нашим обличителем, она в то же время и судия наш неусыпный и неподкупный, как говорит Иоанн Златоуст: «Нет, подлинно нет между людьми ни одного судьи, столь неусыпного, как наша совесть. Внешние судьи и деньгами подкупаются, и лестию смягчаются, и от страха потворствуют, и много есть других средств, извращающих правоту их суда; а судилище совести ничему такому не подчиняется, но хотя бы ты давал деньги, хотя бы льстил, хотя бы угрожал или другое что делал, она произносит справедливый приговор против греховных помыслов, и согрешивший осуждает сам себя, хотя бы никто другой не обвинял его» . В этом отношении совесть находится в исключительном положении, ибо ведь никто так не знает наших грехов, никто не может следить за нами постоянно, как она, а в то же время мы имеем в себе самих такого блюстителя. В этом отношении совесть есть нечто неоцененное для нашего спасения, она есть некая Божественная искра, без которой не могли бы мы спастись. Совесть - наш судья не только теперь, она и на Страшном суде будет нам первым и самым страшным судиею. Именно потому-то и будет страшен этот суд, что нельзя будет уже оправдаться, нельзя будет сказать, что обвинитель неправ.

Под совестью подразумевается особая духовная способность человека, отвечающая за сохранение нравственного качества его личности и поведения. Совесть осуществляет несколько взаимосвязанных функций, необходимых для успешного продвижения по пути морального совершенствования. Она выявляет требования, которым должны соответствовать мотивы и поступки человека; обеспечивает идентификацию личности с этими требованиями; находит наилучший индивидуализированный отклик на конкретные уникальные ситуации; порождает негативные переживания в случаях несоответствия поведения моральным требованиям. В последнем случае предполагается своеобразное раздвоение личности человека на "Я" судящее и "Я" осуждаемое. С этим обстоятельством связан рефлексивный характер совести, ее глубокое родство с сознанием, о котором свидетельствуют единые этимологические истоки этих слов (английские conscience и consciousness) или их структурно-смысловое подобие (русские "co-знание" и "со-весть"). Как механизм регулирования поведения совесть часто противопоставляют стыду, поскольку она, в отличие от стыда, предполагает более полный разрыв с любыми внешними способами давления на человеческую волю. Даже если мотивированное совестью совершение или несовершение определенных действий оказывается результатом страха перед негативными санкциями, а не уважения к нравственным принципам, эти санкции являются сугубо идеальными и внутренними. Потери, которые несет человек, которому совесть вынесла свой приговор, связаны исключительно с автономным самоосуждением. Нормативной основой функционирования совести являются нравственные нормы, относящиеся как к области справедливости, так и к области милосердной любви, заботы, благотворительности.

Возникновение феномена совести

Вопрос о времени возникновения и путях культурно-исторического генезиса совести порождает непрекращающиеся дискуссии. Среди отечественных и зарубежных исследователей существует три основных подхода к его разрешению.

Первый - концепция позднего генезиса совести. Она ориентируется на историю языкового оформления этого явления и предполагает, что психологические механизмы совести не были знакомы людям тех культур, которые не выработали соответствующих нравственных концептов. Однако и к факту возникновения тех терминов, которые в позднейшие времена обозначали именно совесть, сторонники этого подхода призывают относиться с осторожностью. Их наличие в языке не свидетельствует автоматически о существовании тех духовных образований, которые мы ассоциируем с понятием "совесть". О возникновении феномена совести может свидетельствовать только исторически удостоверенное использование специальных терминов при условии столь же удостоверенного совпадения их смысла с нашими представлениями об этом явлении.

Тезис о позднем генезисе совести был артикулирован Г. Ф. В. Гегелем, с точки зрения которого восточные цивилизации и греческая античность в ее аутентичных формах выражения не были знакомы с таким явлением ("о греках в первой и подлинной форме их свободы мы вообще можем утверждать, что у них не было совести: у них господствовала привычка жить для отечества без дальнейшей рефлексии"). В отечественной классической филологии этот подход к генезису совести взял на вооружение классический филолог В.Н. Ярхо, предпринявший попытку показать, что "муки совести" героев античной трагедии являются иллюзией современного читателя. С его точки зрения, осознание совершенного злодеяния носит у них сугубо интеллектуальный характер (они просто знают, что совершили страшное), а их мучения связаны исключительно с негативными следствиями поступка (например, страданием от жестокости эриний), а не с раскаянием и виной.

Второй подход - концепция раннего происхождения или даже изначального характера совести (в отечественной мысли ее развивал психолог Г. Д. Бандзеладзе). В рамках этой концепции совесть наделяется статусом культурной универсалии, неотъемлемой части духовного опыта любого человека, включенного во взаимодействие с другими людьми. Факт существования совести нельзя проверять на основе наличия или отсутствия ее точного терминологического оформления, поскольку возникновение общих понятий, обозначающих комплексные духовные явления, всегда относится к поздним периодам развития культуры. В языках некоторых первобытных народов отсутствуют общие понятия, касающиеся даже тривиальных и заведомо знакомых им действий, такие, например, как глагол "рубить". Однако это не довод в пользу незнания ими технологического процесса рубки. Просто в их языках отсутствие общего понятия компенсируется наличием целого куста терминов, обозначающих разные способы использования рубящих инструментов. Понятие "совесть" может находиться в похожем положении. Даже если оно и отсутствует в древних текстах, в них встречаются указания на отдельные нравственные переживания, относящиеся к психологическому механизму совести, имеются символические обозначения средоточия нравственной жизни (такие, например, как "сердце" в египетской и ветхозаветной литературе).

Третий подход - концепция исторически варьирующихся типов совести, обладающих разной формальной структурой и связанных с разным нормативным содержанием. В отечественной философии ее вариант был разработан А.А. Столяровым. Для античной культуры он выделил четыре последовательно реализующихся вида совести: "эпикоархаическую", "полисную", "природно-космическую" и "аскетическую". Общая динамика изменений такова: "Сфера античной совести с течением времени расширялась от признания лишь права "моего" произвола - через диктуемое законом полисной справедливости признание гражданского права - до признания природного права другого лица как гражданина всемирного государства". Пришедшая на смену античной культуре культура Христианства наполнила совесть дополнительным содержанием, сделав предметом нравственной рефлексии соответствие своего поведения не только праву, но и благу другого.

Идея исторической вариативности формальных структур и ценностно-нормативного содержания совести чрезвычайно продуктивна. Она снимает оттенок формализма, свойственный спорам сторонников двух других подходов, поскольку позволяет не упускать из виду различного рода промежуточные и переходные явления. Однако даже в этом случае для обсуждения совести необходимо определиться с инвариантными признаками этого феномена. Такой инвариант мог бы включать следующие элементы: осознание должного поведения; ограничение своего интереса или импульсивного стремления на нормативной основе (ради другого человека или ради других людей); способность к наложению санкций на самого себя, независимо от мнения других. На его фоне "эпикоархаическая совесть" А. А. Столярова проблематична в качестве совести и по формальным, и по содержательным основаниям. Если "моральный закон", связанный с этим типом совести, предписывает получение общественного признания (сохранение репутации "доблестного мужа"), то нет возможности понять, мотивировано ли исполнение закона внутренним образом или оно осуществляется на основе внешних стимулов. Если этот закон "предписывает возможно более полно блюсти "свой" интерес", то он попросту не имеет отношения к морали.

Однако это не означает, что в эпической, архаической культуре невозможно обнаружить некоторые ранние и слабо выраженные проявления предложенного выше инварианта совести. В этом отношении показательна ситуация с согласием Ахиллеса получить выкуп за тело Гектора из XXIV песни гомеровской "Илиады". Если опустить сюжет с посещением Фетиды, передающей Ахиллесу повеление Зевса, а это вполне возможно, принимая во внимание тот факт, что действия эпических героев имеют двойную (человеческую и божественную) детерминацию, то решение Ахиллеса подчинено чувству сострадания, возникшему в результате мысленной смены ролей, предложенной молящим о снисхождении Приамом. Целый ряд характеристик ситуации отрывает решение героя от прямолинейного стремления сохранить репутацию "доблестного мужа". Конечно, получаемый выкуй есть знак социального престижа, но и отказ в выдаче, который представляет собой дальнейшее унижение врага, является точно таким же знаком. Выкуп будет использован для жертвы в честь погибшего Патрокла, но и отказ в выдаче был бы логичным продолжением мести за его гибель. На фоне равновесия мотивов, относящихся к сфере престижа и дружбы, а также на фоне сниженной ценности внешних знаков общественного признания для Ахиллеса, ожидающего скорой гибели, вступает в действие подлинный прообраз совести. Ахиллес поступает по отношению к Приаму так, как хотел бы, чтобы потенциальные враги поступили по отношению к его отцу. И даже более того, решение Ахиллеса подкрепляется чувством вины перед собственным отцом, оставленным им без помощи и утешения. Это решение представляет собой выбор, осуществленный не перед лицом сообщества, а перед лицом внутреннего суда. Конечно, это не более, чем "прото-совесть". В сюжете об Ахиллесе еще отсутствует момент наложения на себя негативных санкций. Пелид осознает, что в любой момент может пойти против голоса сострадания и веления богов, однако, у нас нет оснований утверждать, что это повлечет за собой вину. Да и само дистанцирование от знаков общественного признания или позора связано с уникальными условиями, в которые поставлен герой. Лишь позднее и дистанцирование, и самонаказание окажутся по-настоящему вменены нравственному субъекту.

Такое вменение обнаруживается уже в известном изречении Демокрита: "Должно стыдиться самого себя столько же, как и других людей, и одинаково не делать дурного, останется ли оно никому неизвестным или о нем узнают все. Но наиболее должно стыдиться самого себя, и в каждой душе должен быть начертай закон: "Не делай ничего непристойного"". В качестве промежуточного явления можно рассматривать экстериоризированную форму совести - вмененное человеку "обвинение самого себя" перед лицом других и добровольное претерпевание "внушений", "брани" и "наказания" в случае совершения несправедливости. О ней ведет речь Сократ в платоновском диалоге "Горгий". Важным шагом в становлении совести является переосмысление (рационализация, интериоризация и морализация) мифологического образа эриний (фурий). Законченный результат этого процесса мы видим у Диодора Сицилийского и, в особенности, у Цицерона: "Только не думайте, что совершивших какое-нибудь преступное беззаконие... гонят, как вы это видите часто на сцене, стращая огнями факелов, фурии. Собственный грех, собственный страх каждого больше всего терзает, собственное преступление каждого гонит, ввергая в безумие, собственные дурные помыслы и нечистая совесть вселяют страх - вот они, фурии для беззаконников, неотвязные и безотлучные".

Точное терминологическое оформление таких изменений действительно было довольно поздним, но это не свидетельство отсутствия феномена совести в древнегреческой культуре. Судя по приведенному выше фрагменту, Демокриту хватает для раскрытия его сущности нетрадиционного использования понятия "стыд". В классический период появляются словосочетания, отсылающие к опыту совести, а также ее символические образы - сократовский "голос" (демон) из "Апологии Сократа" и сократовский двойник, от которого тот выслушивал "брань" и "колкости", из "Гиппия Большего". В эллинистический период понятие "совместное знание" (syneidesis) в его моральном значении получает широкое распространение в грекоязычной популярной философии и моралистике, а также в обиходном словоупотреблении. Возникают устойчивые метафоры совести-судьи, совести-суда, совести-палача, совести-няньки (педагога) и т.д. Основные философские школы (например, греческие стоики) используют термин лишь спорадически, возможно, в связи с его категориальной неопределенностью. В римской традиции понятие "совместное знание" (conscientia) в его моральном значении появляется то ли самостоятельно (из юридического дискурса), то ли в процессе перевода греческих текстов. Цицерон и некоторые из римских стоиков, например Сенека, прибегают к нему очень часто. Впрочем, даже у Сенеки совесть, которая "бичует злые дела", может пониматься и как источник подлинно моральных переживаний (отвращения к совершенному), и как источник страха и беспокойства, порожденных отсутствием гарантий безопасности в отношении возможного наказания. Раннехристианская мысль, соединившая библейский и стоический опыт языкового обозначения и осмысления совести, придала ей статус пространства, в котором происходит соединение верующего с Богом в глубинах его собственной души. Совесть была отождествлена с Божественным законом и Божественным голосом. Возникли многочисленные прецеденты психологического описания и символизации угрызений совести (грызущий червь, обжигающий огонь и т.д.). При этом радость чистой совести оказалась маргинальным явлением.

Так было во время райского пребывания человека с Богом. Но когда повредился, затмился закон, запечатленный в сердце человека, возникла нужда в Священном Писании . Это было при Моисее, когда среди народа Божия распространилось нечестие, оскудела вера.

Но когда люди через грехопадение зарыли и попрали ее (совесть. – О.С), тогда сделался нужен закон написанный, стали нужны святые пророки, нужным сделалось самое пришествие Владыки нашего Иисуса Христа, чтобы открыть и воздвигнуть ее (совесть); чтобы засыпанную оную искру снова возжечь хранением святых Его заповедей.

Так же в Новом Завете. Вначале ученики Христовы не имели писаного закона и только под конец своей жизни записали Евангелие и составили Послания. Некоторые же из христиан узнали закон Божий не только не из Священного Писания , но даже и не из устного предания. Сам Господь в сердце их, в совести их открыл им Благую Весть. Так было с апостолом Павлом, который никогда не видел Господа на земле, не слышал проповеди Его непосредственных учеников и апостолов почти до конца своей жизни, но, еще будучи фарисеем, неуклонно исполнял все веления своей совести, и потому Господь открылся ему. Также и о Марии Египетской мы знаем, что она знала закон Божий, не имея никаких книг.

Дело Христово состояло в том, что Он восстановил в человеке совесть, возжег искру, попранную и зарытую. Совесть связана в нас непосредственно с образом Божиим, и как он в нас растлился и нуждался в восстановлении, так и совесть. Христос пришел на землю для того, как учит , чтобы восставить образ падшего праотца и вместе с тем восстановить, возжечь в нас искру совести.

Такое учение о совести находим мы у всех святых отцов. И наш святитель Тихон Задонский пишет в своем слове «О совести»:

Бог, созидая человека, насадил в душе его совесть, дабы тою аки правилом управлялся и, что творить и от чего уклоняться, наставлялся. Совесть не иное что, как закон естественный или природный; почему и с законом Божиим написанным совесть сходна. Чего бо научает закон Божий, того научает и совесть.

И если мы о том стараемся, постепенно восстанавливается и очищается в нас этот закон, написанный «не на скрижалях каменных, а на скрижалях сердца плотяных», все более приближаясь к писанному закону Божию. Оба эти закона в идеале одно и то же. Потому-то апостолу Павлу и Марии Египетской не нужно было чтение Священного Писания .

Естественный закон восстанавливается в христианах при крещении вместе с образом Божиим, и если только человек прилагает к тому старание, он в продолжение жизни все более очищается и просветляется вместе с подобием Божиим. Блаженный Диадох сравнивает образ Божий с рисунком, на который мы накладываем краски в течение нашей жизни, всё более приближаясь и уподобляясь Богу.

Но закон естественный есть и у неверующих, и у язычников, однако в них он в таком же положении, как и образ Божий, т.е. растлился и пал. Тем не менее, если они все-таки следуют своей совести, хотя бы и искаженной и оскверненной, но все же вложенной как закон Божий в их сердца, она ведет их к Богу. Когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствуют совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую (см.: ), говорит апостол Павел.

Для христианина же, в котором чрез крещение восстанавливается образ Божий и очищается совесть, последняя связывается еще с Ангелом хранителем. Иоанн Лествичник так говорит о совести: «Совесть есть слово и обличение Ангела хранителя, данного нам при крещении» . Мы-то, люди, опять можем образ Божий в себе затмить, но у нас есть Ангел хранитель, и наша совесть – его слово. «Совесть есть естественная книга (велений Божиих): деятельно читающий оную получает опыты Божественного заступления» , – говорит Марк Подвижник . Вот Ангел хранитель и дает нам возможность деятельно читать книгу естественного закона.

Можем ли мы доверять нашей совести, можем ли руководствоваться в жизни велениями этого голоса, который то оправдывает, то обвиняет нас? Да. «У нас есть достаточное руководство – совесть, и невозможно, чтобы кто-нибудь лишен был ее помощи» , – отвечает Иоанн Златоуст . Если желаешь всегда иметь душеспасительное руководство, внимай своей совести и неотложно исполняй, что она будет внушать тебе. Иоанн Златоуст указывает нам, что если бы мы, христиане, внимательно относились к своей совести теперь, после крещения, имея при этом и Ангела хранителя, мы всегда могли бы знать волю Божию, как это было у первых людей до грехопадения. В нашей воле – повиноваться совести или попирать ее и пренебрегать ею.

Мы должны постоянно помнить, что в нас живет совесть, что надо стремиться к тому, чтобы огонь этот не потух, как искра под пеплом, но постоянно разгорался.

Ныне же в нашей власти или опять засыпать ее, или дать ей светиться в нас и просвещать нас, если будем повиноваться ей. Ибо когда наша совесть говорит нам сделать что-либо, а мы пренебрегаем сим, и когда она говорит, а мы не делаем, но продолжаем попирать ее, тогда мы засыпаем ее, и она не может уже явственно говорить нам от тяготы, лежащей на ней, но, как светильник, сияющий за завесою, начинает показывать нам вещи темнее. И как в воде, помутившейся от многого ила, никто не может узнать лица своего, так и мы, по преступлении, не разумеем, что говорит нам совесть наша; так что нам кажется, будто ее вовсе нет у нас. Однако нет человека, не имеющего совести, ибо она есть, как мы уже сказали, нечто Божественное и никогда не погибает, но всегда напоминает нам полезное, а мы не ощущаем сего, потому что, как уже сказано, пренебрегаем ею и попираем ее.

Если совесть наша молчит или «показывает вещи темней», это не значит, что плоха самая совесть, вложенная в нас Богом. Это свидетельствует о том, что мы сами, имея сначала очищенную совесть, не радели о ее чистоте и жизнеспособности. Иначе можно было бы сказать, что в нас нет божественной искры, что и образ Божий несовершен, что в Самом Боге нет совершенства. Мы знаем и из нашего собственного опыта, и из мировой литературы, что каждый из нас, перед тем как совершить грех, преступление, слышит удерживающий его голос совести, хотя и слабый, робкий, но все же говорящий, но мы сами отвергаем его, не видим и не хотим видеть света.

Нам эта картина так знакома! Всякий, кто внимательно относится к своей совести, кто хоть иногда заглядывает в свою душу, подтвердит эти слова святого отца.

Наше величайшее счастье, но вместе с тем и несчастье состоит в том, что мы в себе самих имеем свидетеля и обличителя наших дел, обличителя «постоянного, но не непрерывного», как говорит Иоанн Златоуст . Иными словами, она не мучает нас в каждую минуту нашей жизни, так как мы не снесли бы этого, но ее обличение то и дело вспыхивает в нас, не давая нам уснуть. Иоанн Златоуст утверждает, что совесть делает это не однажды, не дважды, но многократно и во всю жизнь и, хотя бы прошло много времени, она никогда не забывает сделанного, но сильно обличает нас и при совершении греха, и до совершения, и особенно по совершении. Итак, совесть есть, во-первых, свидетель не безмолвный и, во-вторых, обличитель, но не непрерывный. В этом, как я сказал, наше счастье и несчастье. Непрерывное обличение нас убило бы, мы не смогли бы начать иной жизни – чистой и святой. А наше несчастье заключается в том, что, пока слышим обличение совести, мы еще хотим что-то сделать, а едва оно кончится – к деланию охладеваем. А нам следует пребывать до конца бдительными. Внимание к своей совести должно быть для христианина основным деланием.

Мы имеем совесть – свидетеля не безмолвного и обличителя постоянного, но не непрерывного, имеем и укорение, и отраду, имеем всё, чтобы встать от бездны греховной и бдительно идти вперед правым путем. Мы постоянно должны прислушиваться, не перестала ли нас обличать совесть, и если да, искать причину этого, помня, что «тех только одних не обличает совесть, которые или достигли верха добродетели, или ниспали в самую глубь зла» . «Должно внимать себе, не перестала ли совесть наша обличать нас, не ради чистоты нашей, но как бы утомившись» .

И если мы имеем в себе этого свидетеля и обличителя, мы должны идти к нему на послушание, прислушиваться к его велениям и не отсылать его к помыслу, «презирающему наше падение и сладкоречиво о нем говорящему». Оптинский старец отец Иосиф говорил:

Совесть человека похожа на будильник. Если будильник прозвонил и, зная, что надо идти на послушание, сейчас встанешь, то и после всегда будешь его слышать, а если сразу не встанешь, несколько дней подряд говоря: «Полежу еще немножко», то в конце концов просыпаться от его звонка не будешь.

Всякий знает это в отношении к будильнику, в отношении же к совести мы это как будто и знаем, но не обращаем на это внимания.

Кроме того, что совесть является нашим обличителем, она в то же время и судия наш неусыпный и неподкупный, как говорит Иоанн Златоуст :

Нет, подлинно нет между людьми ни одного судьи, столь неусыпного, как наша совесть. Внешние судьи и деньгами подкупаются, и лестию смягчаются, и от страха потворствуют, и много есть других средств, извращающих правоту их суда; а судилище совести ничему такому не подчиняется, но хотя бы ты давал деньги, хотя бы льстил, хотя бы угрожал, или другое что делал, она произносит справедливый приговор против греховных помыслов, и согрешивший осуждает сам себя, хотя бы никто другой не обвинял его.

В этом отношении совесть находится в исключительном положении, ибо ведь никто так не знает наших грехов, никто не может следить за нами постоянно, как она, и в то же время мы имеем такого блюстителя в себе самих. В этом отношении совесть есть нечто неоценимое для нашего спасения, она есть некая божественная искра, без которой мы не могли бы спастись. Совесть – наш судья не только теперь, она и на Страшном Суде будет нам первым и самым страшным судиею. Именно потому-то и будет страшен этот суд, что нельзя будет уже оправдаться, нельзя будет сказать, что обвинитель неправ.

Беседа вторая

Как бы ни был грешен человек, образ Божий всегда остается в нем, только покрывается язвами греха. «Образ есмь неизреченныя Твоея славы, аще и язвы ношу прегрешений» . Кто бы что ни говорил о нас или о нашей жизни, нам важно то, как мы сами смотрим на свои поступки, как оправдывает или обличает их наша совесть, наш домашний и неподкупный судия.

Святые апостолы придавали совести очень важное значение и руководствовались ею как в жизни, так и при написании Посланий. Так, апостол Павел говорит о своей деятельности синедриону: «Мужи братия! я всею доброю совестью жил пред Богом до сего дня» (). А также: «Истину говорю во Христе, не лгу, свидетельствует мне совесть моя в Духе Святом» (). И еще «Молитесь о нас; ибо мы уверены, что имеем добрую совесть, потому что во всем желаем вести себя честно» (). Подобное же говорит и апостол Петр: «Имейте добрую совесть, дабы тем, за что злословят вас, как злодеев, были постыжены порицающие ваше доброе житие во Христе» ().

Если апостолы придавали такое значение совести, то и нам, стремящимся подражать им, но находящимся в состоянии постоянной наклонности ко греху, важно и необходимо присутствие в душе своего неподкупного и неусыпного судии. Другие люди могут нас хвалить или обличать, но их суд лицемерен, ибо они относятся к нам лицеприятно – или чересчур снисходительно, или, наоборот, враждебно.

Совесть же, по словам святителя Григория Богослова , есть «домашнее и неложное судилище» . Преступник может избежать иного суда человеческого, но он никогда не избежит суда своей совести. Потому-то и страшит нас Страшный Суд, что совесть, которая все дела наши знает, выступит нашим обличителем и обвинителем.

Мы читали, слышали слова Пушкина из «Бориса Годунова»: «И не уйдешь ты от суда мирского, как не уйдешь от Божьего суда», но эти слова обычно проходили мимо нас, хотя нам было бы нелишне всегда иметь их пред собою и руководствоваться ими в жизни. Христос приходил на землю призвать грешников на покаяние, а мы отталкиваем их. Это свидетельствует о том, что наша совесть доходит до такого состояния, когда она перестает нас обличать. Нам нужно помнить эпизод с грешницей, которую за ее вину хотели побить камнями. Когда привели ее ко Христу, Он ничего не говорил, сидел молча и, как сказано в Евангелии, писал на земле, а когда стали спрашивать Его вновь и вновь, ответил наконец: «Кто из вас без греха, первый брось на нее камень» (). Тогда обвинители, обличаемые совестью своею, стали один за другим уходить, пока не осталась одна женщина перед Господом. Так говорила в них совесть, хотя и жестокие они были люди как будто. А теперь, искажая понятие о Церкви, люди совсем не тревожатся совестью, продолжая обличать и обвинять других. И это люди, которые постоянно читают и слушают Евангелие.

Учение святых отцов о совести должно быть принято нами с величайшим вниманием. Для нас в данный момент, когда наша совесть прожжена и сожжена, очищение и хранение совести должно быть главным делом. Совесть, по учению святых отцов, есть не только наше домашнее судилище, но и учитель жизни, обучающий нас Божьему закону: «Учитель истинный есть совесть, которой слушающийся пребывает непреткновен» . Здесь говорится о настоящей, о доброй совести, о совести «идеальной». О такой же совести говорит преподобный Иоанн Лествичник : «Целью и правилом во всех случаях, да поставляем по Богу совесть нашу и, узнавши, откуда веют ветры, по ее указанию уже да распростираем и паруса» . Об этом же часто свидетельствует апостол Павел, руководимый в жизни не писаным законом, а естественным законом сердца.

У аввы Дорофея есть хороший образ, где совесть представляется соперником, ведущим с нами брань. Дело нашего спасения было бы совершенно невозможно, если бы не было в нас этого соперника, который борется с нами за правду, за истину, за добро. В этой борьбе нельзя пренебрегать и малым, чтобы не потерять большого, и нужно заботиться о легком, чтобы стяжать более трудное впоследствии. Необходимо очищать, хранить и проверять нашу совесть, пока мы еще в этом мире, – помирись с соперником твоим, пока ты на пути с ним.

Посему-то пророк оплакивает Ефрема и говорит: «Соодоле Ефрем соперника своего, попра суд» (). Соперником же называет совесть. Поэтому в Евангелии сказано: «Буди увещаваяся с соперником твоим скоро, дóндеже еси на пути с ним, да не предаст тебе соперник судии, и судия тя предаст слузе, и в темницу ввержен будеши; аминь глаголю тебе: не изыдеши оттуду, дóндеже воздаси последний кодрант» (). Но почему же совесть называется соперником? Соперником называется она потому, что сопротивляется всегда злой нашей воле и напоминает нам, что мы должны делать, но не делаем; и опять, чего не должны делать, и делаем, и за это она осуждает нас, потому и Господь называет ее соперником и заповедует нам, говоря: «буди увещаваяся с соперником твоим скоро, дóндеже еси на пути с ним» . Путь, как говорит Василий Великий , есть мир сей.

Итак, потщимся, братия, хранить совесть нашу, пока мы находимся в этом мире, ...не будем попирать ее отнюдь ни в чем, хотя бы то было и самое малое. Знайте, что от (пренебрежения) сего малого и в сущности ничтожного мы переходим и к пренебрежению великого... Поэтому берегитесь, братия, пренебрегать малым, берегитесь презирать его, ...ибо чрез него образуется худой навык. Будем же внимать себе и заботиться о легком, пока оно легко, чтобы оно не стало тяжким: ибо и добродетели, и грехи начинаются от малого и приходят к великому добру и злу. Поэтому заповедует нам Господь блюсти свою совесть и как бы особенно увещевает (каждого из нас), говоря: «Посмотри, что ты делаешь, несчастный! Опомнись, помирись с соперником твоим, пока ты на пути с ним». Потом указывает бедственные последствия от несоблюдения сей заповеди: «да не когда предаст тебе соперник судии, и судия тя предаст слузе, и в темницу ввержен будеши» . А затем что? – «Аминь, глаголю тебе, не изыдеши оттуду, дóндеже воздаси последний кодрант» ()".

Чем же очищается совесть истинная, совесть, обладающая добротой первого в раю? Ведь по мере очищения совесть становится истинным судилищем и истинным учителем жизни по Богу.

Когда священник произносит тайную молитву во время Херувимской песни, он просит: «...призри на мя, грешнаго и непотребнаго раба Твоего, и очисти мою душу и сердце от совести лукавыя» . В этот момент начинается литургия верных, начинается принесение Бескровной Жертвы, совершение таинства Тела и Крови Господних. И совесть, по слову апостола, очищается именно через это таинство: «Кровь Христа, Который Духом Святым принес Себя непорочного Богу, очистит совесть нашу от мертвых дел, для служения Богу живому и истинному!» ().

Беседа третья

В прошлый раз мы говорили о том, что такое совесть, что она дает нам и каким образом мы ее очищаем. Следующий вопрос – как хранить свою совесть в чистоте?

Святые отцы учат, что надо хранить совесть в трояком отношении: по отношению к Богу, по отношению к ближним и к самому себе и по отношению к вещам. Это разделение условное, сделанное с практической, педагогической целью. На самом же деле всякое хранение совести будет хранением ее в отношении к Богу. есть Творец всего – Он сотворил и все вещи, и всех людей, сотворил, наконец, и меня; и если я отделяю себя от Бога, я делаю это только потому, что я себя сознаю; но и я тварь, и я создание Божие, и даже во мне – образ Божий. Так свидетельствует великий подвижник. Таким образом, можно было бы говорить только о хранении совести в отношении к Богу, ибо все и вся – творение Божие.

Авва Дорофей говорит: «В отношении к Богу хранит совесть тот, кто не пренебрегает Его заповедями, и даже в том, чего не видят люди, и чего никто не требует от нас, он хранит совесть свою к Богу втайне. Например, обленился ли кто в молитве, или страстный помысл вошел в сердце его, а он не воспротивился ему и не восстягнул себя, но принял его; также, если кто, видя ближнего, делающего или говорящего что-либо, и, как (обыкновенно) случается, осудил его; короче сказать, все, что бывает втайне, чего никто не знает, кроме Бога и совести нашей, должны мы хранить; и сие-то есть хранение совести в отношении к Богу» . Стало быть, святые отцы говорят, что хранение совести в отношении к Богу – это есть хранение ее в отношении к поступкам, совершенным втайне, о которых никто не знает кроме Бога и нас.

В «Невидимой брани» говорится: «Пребывай в памяти Божией и ходи в присутствии Божием; сознавай себя носимым и хранимым силою Божиею, и ведомым к тому концу, для которого Он воззвал тебя к бытию; и себя и все свое посвящай на служение Богу и во славу имени Его; в Нем живи, на Него уповай и Ему предай участь свою, и временную и вечную» .

Святые отцы учат нас постоянно «ходить перед Богом», постоянно помнить о Его присутствии, и не только отвлеченно это знать, но и всю жизнь свою проводить с этим сознанием. Одно хорошее арабское изречение говорит, что в самую темную ночь, на самом черном мраморе не только видит самого черного муравья, но и слышит топот его ног. Так в ярких образах арабский мудрец живописует вездесущее всеведение Божие. Бог видит всю тварь Свою, и человек должен ходить перед Богом и в каждый момент своей жизни должен помнить, что он все делает во славу Божию.

Для нас, которые чувствуют и воспринимают Бога только в некоторые, немногие минуты жизни, это звучит странно. Но для тех, кто не болтал о религиозных вопросах, но по-настоящему совершал путь спасения, необходимость «хождения перед Богом» была очевидна. Как поучает великий подвижник авва Антоний, всегда имей Бога пред своими очами, куда бы ты ни пошел.

Стало быть, в отношении к Богу хранит совесть свою тот, кто имеет постоянную память о Боге. Совесть такого человека очищается, ибо он имеет страх Божий, и страх Божий показывает ему грехи его, очищает их и вместе с тем очищает совесть и удерживает такого человека от греха. Если в этом состоит хранение совести в отношении к Богу, то посмотрим, что же такое хранение совести в отношении к ближнему.

Авва Дорофей пишет:

Хранение совести в отношении к ближнему требует, чтобы не делать отнюдь ничего такого, что, как мы знаем, оскорбляет или соблазняет ближнего делом, или словом, или видом, или взором: ибо и видом, как я часто повторяю, даже и взором можно оскорбить брата. Короче сказать: человек не должен делать ничего такого, о чем знает, что делает это с намерением оскорбить ближнего; сим оскверняется совесть его, сознавая, что это сделано с тем, чтобы повредить брату или опечалить его: и сие-то значит хранить свою совесть в отношении к ближнему.

Если в отношении к Богу главное есть пребывание в памяти Божией, страх Божий, то и в отношении к ближнему надо, имея страх Божий, видеть в нем образ Божий, не позволять себе дерзости и вольности в обращении и не делать ничего, что может оскорбить или соблазнить ближнего.

Хранение совести в отношении к ближнему имеет двоякое значение: оно подразумевает хранение как своей совести, так и чужой. Мы же обычно если и заботимся кое-как о первой половине, то на вторую уж и вовсе не обращаем внимания. Мы осуждаем, унижаем, оскорбляем ближнего, любим учить других, учить не с любовью, а с навязчивостью. Люди, которые так поступают, не хранят совести другого человека. Мы должны помнить, что самое главное наше дело в отношении ближних – хранить чужую и свою совесть, поступать с ними так, чтобы человек не мог перенести в себя нашу внутреннюю инфекцию греха; а мы постоянно делаем обратное. Так вот для нас особенно важно помнить, что говорят святые отцы о хранении совести в отношении к нашим ближним и братьям и вообще ко всем тем, кто нас окружает.

Святые отцы доходили в этом отношении до очень глубоких мыслей и действий, глубоких настолько, что нам они непонятны, кажутся странными, а порой даже нелепыми. В одном из ответов Варсануфия Великого мы видим, что старец, когда к нему обратился один брат с просьбой повидаться с ним, ответил отказом просящему свидания. «Скажи брату: прости меня Господа ради, и желал бы я увидеть тебя, но, сберегая совесть других (от соблазна), не нахожу к тому удобства» . Здесь видно, что преподобный Варсануфий имел, с одной стороны, желание увидеться с братом, но, с другой стороны, видел, что это могло почему-либо соблазнить других, и он не находил возможным исполнить просьбу. Нам это может показаться чрезмерной щепетильностью, но дело в том, что великий старец помнил слова Спасителя, сказавшего: «невозможно не прийти соблазнам, но горе тому, чрез кого они приходят» (), и для него было одинаково необходимо хранить как свою, так и чужую совесть.

Что касается нас, то для нас этот род хранения совести должен быть прежде всего в отношении к нашему духовному отцу или, как сказали бы святые отцы, к своему старцу. Для нас, кто идет и хочет идти путем духовного руководительства, духовного окормления, хранение совести в отношении к ближнему состоит прежде всего в повиновении своему духовному отцу. Кто находится в полном послушании, тот уже не боится личной ответственности. Если послушник по-настоящему слушает своего руководителя, если он по-настоящему хранит в отношении к нему совесть свою, то и на Страшном Суде совесть уже не обличит его, и Господь его не осудит, а ответит за него отец его. «Кто в повиновении отцу своему приобрел совершенно чистую совесть, тот уже не боится смерти, но ожидает ее ежедневно как сна... достоверно зная, что во время исхода души не от него, но от наставника потребуется ответ» .

У нас совершенно нет понимания двоякого значения хранения совести. А святым отцам, которые не только словом, но и делом шли по этому пути, это было очевидно. Иоанн Лествичник , описывая жизнь монахов некоего монастыря, говорит: «Они были связаны друг с другом неразрывным союзом любви; и что еще удивительнее, при такой любви они были чужды всякой вольности и празднословия; прежде же всего обучались тому, чтобы не уязвить чем-нибудь совести брата» .

Пусть и для нас, которые никогда не освобождаемся от вольности и дерзости в обращении, эти слова не окажутся только словами. Прежде всего нам надо стараться не уязвлять чем-либо совесть наших братьев, если нам приходится вступать в те или иные отношения с ними. Как нам быть, например, если мы в отношении другого поставлены в такое положение, что нам приходится его поучать и наставлять?

В «Невидимой брани» сказано:

Чти всех, как образы Божии, всем благожелай и благодетельствуй по силе, пред всеми смиряйся и всем угождай в пределах добра, радуйся с радующимися и соскорби скорбящим, никого не осуждай и не уничижай, даже в мысли и чувстве, от ищущих у тебя совета и вразумления не скрывай истины, когда знаешь; сам же в учители никому не навязывайся, паче же всего блюди мир и согласие со всеми, с готовностию на всякие для того со своей стороны жертвы, и всевозможно избегай соблазнить кого.

А мы, когда приобретаем уверенность в чем-либо, сейчас же стараемся навязать наше убеждение другим. Мы, конечно, не должны скрывать от ближнего истины, но и не должны никогда никому навязываться, не должны никогда никого уничижать, относясь с презрением к его мнению. А в этом мы все грешны. Вся наша жизнь проходит в спорах, мы вечно всех задираем. Святые же отцы считали спор грехом, помня, что горе тому, через кого соблазн приходит (ср.: ).

Итак, в отношении к нашим ближним мы должны помнить, что надо хранить не только свою совесть, но и совесть ближнего. Принимая во внимание, что совесть есть истинный закон Божий, нам надо со вниманием подойти к хранению этого закона не только в себе, но и в ближнем.

Важно отметить еще одно: так внимательно надо относиться не только к тем людям, с которыми мы сблизились, но и ко всем тем, кто нас окружает, с кем так или иначе мы соприкасаемся. Я хочу привести пример из Иоанна Лествичника, где он говорит о двух юношах, которые сблизились между собой и имели друг к другу настоящую христианскую любовь, но чтобы не соблазнить других, они решили на некоторое время расстаться. «Иногда разрушают заповедь ради другой заповеди. Например, видел я юных, связуемых союзом любви по Богу; но чтобы не соблазнить других и не уязвить их совести, они уговорились между собою и удалились на время друг от друга» .

Если я кого-нибудь полюбил, то мне мало хранить совесть только в отношении к нему. Может создаться такое положение, что, исполняя одну заповедь, приходится нарушить другую. С нами это очень часто бывает. Вот эти двое юношей имели любовь по Богу, но могли каким-то образом смутить чужую совесть и, принося пользу один другому, храня совесть друг друга, могли таким образом разрушить закон, запечатленный в чужом сердце. Хорошо любить ближнего по Богу, но не надо кого-нибудь этим соблазнять, иначе мы ничего не приобретаем. Если принимать и понимать совесть такой, как она дана Богом, то вот как внимательно надо относиться к совести, заключенной не только в нас самих, но и в других.

Посмотрим теперь, как же надо хранить совесть по отношению к самому себе. Опять напоминаю, что и это хранение совести также есть, в своей сущности, хранение совести по отношению к Богу. Я должен хранить совесть по отношению к себе, потому что во мне образ Божий.

«Будь справедлив к себе и каждой части своего естества отдавай должное, – говорит Никодим Святогорец . – Дух твой, ищущий Бога, небесного и вечного, да властвует над душою и телом, которых назначение устроять временную жизнь; душа, подчиняясь внушениям духа, выю ума да подклоняет богооткровенной истине и ею да освещает всю область своего ведения; волю да держит в порядках заповедей Божиих, не давая ей, в противность им, уклоняться к своим похотениям; сердце да учит находить вкус только в вещах божественных и в том, что носит отпечатки и служит выражением божественного, – и в сем духе да ведет свои дела и порядки житейские и общественные; телу давай нужное и, соблюдая в сем строгую мерность, имей законом – никогда ни в чем «не творить плоти угодия в похоти» (). Храня сие, будешь добрым правителем себя самого и истинным себе благодетелем».

Отдавай должное каждой части своего естества. Святые отцы говорят, что не только душу нашу должны мы спасать, но и само тело готовить для жизни в другом мире. Те, кто думает, что христианский аскетизм есть умерщвление плоти в смысле «тела», вовсе не правы. Они должны обратиться к великому учителю христианской подвижнической жизни – авве Евагрию.

Говорил святой и опытнейший учитель наш: монах так должен быть настроен в себе, как бы завтра имел он умереть; и так опять поступать с телом своим, как бы имел жить многие лета.

Стало быть, мы должны помнить для души нашей, что жизнь наша временная, а для тела – что она вечная. Это как-то странно звучит.

Казалось бы, и мы привыкли это слышать, что надо думать как раз обратное, т.е. что для души – жизнь вечная, а для тела временная. Но авва Евагрий приводит и причины, почему надо думать не так. Мысль о краткости нашего существования «пресекает помыслы уныния и делает монаха ревностнейшим; а это здравым хранит тело и заставляет наблюдать всегда равное воздержание» . Каждый из нас должен соблюдать свою меру, должен в меру заботиться о своем теле и делать для него все необходимое, чтобы оно не терпело в чем-либо недостатка; не надо и впадать в излишество. Будь справедлив к себе и каждой части своего естества отдавай должное.

Теперь последнее – хранение совести в отношении вещей. не только сотворил нас, Он сотворил весь мир, сотворил все, что нас окружает и чем мы так или иначе пользуемся. Вот в отношении ко всему этому мы также должны хранить свою совесть.

В христианстве, как и вообще в жизни, все антиномично. – вовсе не сборник нравственных поучений, на время оставивший свой переплет. В христианстве, как и в жизни, всё с одной стороны так, с другой – иначе. Только что мы видели это, когда говорили о хранении совести в отношении к своему телу. Так же и в отношении к вещам. С одной стороны, не надо иметь к ним пристрастия: «Не заботьтесь... что вам есть и что пить... и во что одеваться» , «не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут» (), не надо прилепляться к ним, ибо они тленны. С другой стороны, эти же самые вещи даны тебе Богом, они творение Божие, и в отношении к ним храни свою совесть, т.е. относись к ним бережно.

Хранение совести в отношении к вещам состоит в том, чтобы не обращаться небрежно с какою-либо вещию, не допускать ей портиться и не бросать ее как-нибудь, а если увидим что-либо брошенное, то не должно пренебрегать сим, хотя бы оно было и ничтожно, но поднять и положить на свое место. Не должно также обходиться нерассмотрительно со своею одеждою: ибо случается, что иной мог бы носить одежду неделю, или две, или даже месяц, а он часто моет ее преждевременно и тем портит ее, и вместо того чтобы носить ее пять месяцев или более, он частым мытьем приводит ее в ветхость и негодность; а это против совести. Также и в отношении постели, часто иной мог бы довольствоваться одной подушкой, а он ищет большой постели; или имеет власяницу, но хочет переменить ее и приобрести другую, новую или более красивую, по тщеславию или от уныния. Иной опять может обойтись одним покрывалом, а он ищет другого, лучшего, иногда даже и спорит, если не получит его. А если он еще станет примечать за братом своим и говорить: «Зачем у него есть, а у меня нет?», то такой далек от преуспеяния. Также, если кто-либо развесит свою одежду или покрывало на солнце и поленится вовремя снять их, и допустит им от зноя портиться, то и это против совести. Также и в пище, иной может удовлетворить своей потребности малым количеством какой-либо овощи, или чечевицей, или немногими маслинами, а он не хочет этого, но ищет другой пищи, вкуснейшей и лучшей – это все против совести. Отцы же говорят, что монах никогда не должен допускать, чтобы совесть обличала его в какой-либо вещи. Итак, необходимо нам, братия, внимать себе всегда и охранять себя от всего этого, чтобы не подвергнуться тому бедствию, от которого Сам Господь предостерегает нас, как мы выше сказали.

Если мы вспомним теперь, что такое совесть и насколько необходима она для нашего спасения, нам станет понятно, почему святые отцы так бережно и тщательно хранили свою совесть и завещали нам хранить нашу. И в самом малом надо хранить совесть, ибо она нечто такое, без чего нельзя спастись.

Поэтому берегитесь, братия, пренебрегать малым, берегитесь презирать его, как малое и ничтожное; оно не малое, ибо чрез него образуется худой навык. Будем же внимать себе и заботиться о легком, пока оно легко, чтобы оно не стало тяжким: ибо и добродетели, и грехи начинаются от малого и приходят к великому добру и злу.

Так совесть хранится, а очищается она, как мы говорили. Телом и Кровию Господа.

Нам остается еще вопрос об испытании совести. Вы помните, что наша совесть может перестать обличать нас по двум причинам: в том случае, если мы «достигли верха добродетели» или, наоборот, если ниспали в самую глубину зла . Итак, если совесть наша молчит, нам надо узнать, почему она молчит. Иногда случается с нами, что разум наш обличает нас в чем-нибудь, а совесть молчит. Может происходить и обратное: разум оправдывает, а совесть обличает; что бы мы ни говорили, но где-то в глубине раздается ее обличительный голос: «Нехорошо ты сделал». И такое состояние – счастливое.

Наша совесть часто молчит, ибо мы не храним ее, и всем ревнующим о спасении необходимо ее испытать. В «Невидимой брани» мы много читаем о том, как надо испытывать совесть – каждый день, утром и вечером.

Добре хотящие жити, ревнители о спасении все так и действуют (т.е. хранят совесть. – О.С.), всячески стараясь ни в чем из того не погрешить и ничем не запятнать своей совести. При всем том, однако ж, то мысли и чувства, то слова, а то и дела неправые проскользают, иной раз незаметно, а то и заметно, и запыляют чистый лик совести, так что к концу дня редкий не бывает похож на путника, шедшего по пыльной дороге, у которого всюду набивается пыль: и в глаза, и в нос, и в рот, и в волоса, и все лицо покрывает. По сей причине и положено всякому, ревнующему о спасении, вечером испытывать свою совесть и, уяснив себе все неправости, допущенные днем в мыслях, словах и делах, очистить их покаянием, т.е. делать то же, что делает запылившийся путник: путник умывается водой, а ревнующий о спасении очищает себя покаянием, сокрушением и слезами.

Очень хорош образ путника, который в долгой дороге покрывается пылью, проникающей даже внутрь его тела. Нам необходимо испытывать нашу совесть и очищать ее покаянием.

Покаяние совсем не тогда начинается (как уже не раз я вам говорил и уже, верно, надоел), когда мы стоим пред Крестом и Евангелием и исповедуем свои грехи; и не кончается оно тогда, когда читается над нами разрешительная молитва, или тогда, когда мы соединились со Христом, причастившись Святых Тайн. Оно только тогда, может быть, и начинается, потому что здесь омывается и очищается наша совесть и указывает нам на наши грехи, от которых мы должны очиститься.

Нужно всячески заставлять нашу совесть говорить, вернее, надо заставлять себя слышать и слушаться ее, потому что она-то не молчит никогда, она говорит постоянно, хотя и тихо, а это мы ее не слушаем. Надо каяться. Покаяние проходит сквозь всю нашу духовную жизнь, ибо, как не раз я вам говорил, наша вера есть вера покаянная, и в лучшие моменты нашей жизни совесть наша начинает говорить в нас и обличать нас до того, что мы с сокрушением начинаем каяться. Так было и у всех святых, и у апостолов.

Когда Петр, закинув по слову Господа сети, после целой ночи безуспешной ловли вытащил великое множество рыбы и понял, Кто перед ним, он в ужасе воскликнул: «Выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный. Ибо ужас объял его и всех, бывших с ним» (). Покаяние, сознание и исповедание своего греха идет непосредственно от совести. Петр раньше ничего этого не испытывал, не сознавал, что грешен, а Христос Своею благодатию, Своим чудом, дал ему почувствовать угрызения совести. Также и Фома, когда подошел к нему Господь со Своей благодатью и сказал: «Подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим, будучи обличен совестью, сказал Ему и ответ: Господь мой и Бог

Что увидишь неправым, рассмотри, как случилось, что ты сделал то, когда держишь постоянно желание делать одно правое, какие были к тому поводы и причины внутренние и внешние, как бы тебе следовало править собой в данном случае, чтобы не погрешить, и почему ты этого не сделал; затем, осудив себя, а никого и ничего другого, разумно определи, как следует тебе держать себя, чтобы вперед не погрешить в таких же или подобных обстоятельствах, и предпиши то себе в закон с решимостию исполнять его без уклонения и поблажки себе или человекоугодию, пользуясь таким образом для удобрения нивы сердца своего и нечистотами. . Всем нам одно надо помнить: самое главное – это хранение совести по отношению к Богу, ибо есть только и я.

Мы думаем, что мы отыскали Бога, и на том успокаиваемся, а надо искать Бога в продолжение всей жизни, ибо Он всегда с нами, а мы не всегда с Ним. Если знаем, что Он слышит топот ног того муравья, о котором говорит арабский мудрец, то как же мы должны помнить о том, что Он все видит, все дела, слова, мысли и чувства наши, и хранить свою совесть по отношению к Нему. Если мы поставим себе целью всегда, везде и во всем искать Бога – искать не в смысле тех или иных вероучений, а в смысле жизни и общения с Ним, тогда указания, даваемые святыми отцами, окажутся не теми или иными мертвыми рубриками, воспринимаемыми памятью, но оживут для нас и поведут нас к Богу.

Мы не хотим жить «под подвижников», мы должны брать из святоотеческого опыта только то, что в нашей мере, что соответствует нашей индивидуальности и тому месту в жизни, какое мы занимаем. Рассудительность есть совесть неоскверненная.