Успешность любой доктрины во многом зависит от извлеченных уроков. При этом крайне желательно, чтобы теоретические разработки находили воплощение на практике, в реальности. В 1990-е гг. не существовало формального, стандартизированного механизма для сбора, обработки, анализа, обобщения и обнародования полученных результатов. После осуществления ряда сложных интервенций были проведены семинары по «извлеченным урокам», некоторые из которых ориентировались на решение оперативных вопросов. Кроме того, ряд таких «уроков», полученных в результате неудачных операций в Сомали и Боснии, вероятно, послужил причиной формирования ложных политических выводов о нежизнеспособности международного участия в длящихся гражданских войнах. Однако миротворческие операции продолжались и обогащались новым опытом, который лег в основу развития доктрины будущих операций. Многие уроки были учтены и отмечены, а их значение пополнило собой коллективное знание международного сообщества, государств и международных организаций, призванное влиять на будущие взаимоотношения между ними. В то же время довольно часто уроки прошлого не учитывались, и операции продолжали основываться на ложных (слишком оптимистичных) выводах. Еще чаще доктрина использовалась для преобразования практики в теорию (по сути, для легитимизации успехов или неудач прошлого), но не для разработки определенного свода знаний, который бы позволил повысить эффективность будущих операций. В конечном итоге возобладал здравый смысл, сформировавшийся в ходе миротворческих операций 1990-х гг., и, в частности, ставший реакцией на поступавшие отчеты о трагедиях в Руанде (S/1999/1257 от 16 декабря 1999 г.) и Сребренице (A/54/549 от 15 ноября 1999 г.). Стало ясно, что для достижения успеха миротворческая операция должна вызывать доверие у населения принимающего государства. Такое доверие, в свою очередь, зависело от оценки воюющими сторонами способности миротворческих сил завершить миссию. Чрезмерно раздутый бюрократический аппарат миротворческих операций, нерешительность контингентов, дислоцированных в первые, решающие, месяцы проведения операций часто подрывали доверие и негативно влияли на развитие и само будущее международного миротворчества. Второй извлеченный урок, имеющий отношение к развитию доктрины миротворческих операций, сформировался под воздействием центробежного эффекта их многоаспектной природы. Так, одним из главных вызовов «международному сообществу» или его элементам, принимающим участие в конкретных миротворческих операциях, стало совершенствование сотрудничества и координации усилий всех компонентов в зоне конфликта. Несмотря на стремление гомогенных культурных сообществ смягчить проблемы, формирующиеся в мультикультурной среде, весьма заметными оставались различия в менталитетах и поведении, например, среди специалистов по правам человека, сотрудников полиции, военнослужащих или экспертов по развитию и оказанию чрезвычайной помощи. Участники прошедших на рубеже веков международных семинаров с надеждой взирали на ООН, ожидая принятия ею доктринального руководства. Неоднократно указывалось на отсутствие всеобъемлющего документа в рамках деятельности Организации, в котором содержались бы основные понятия и принципы планирования и проведения миротворческих операций. В конце 1990-х гг. «доктрина» операций ООН в пользу мира представляла собой 17-страничный документ по проведению миротворческих операций, ряд учебных пособий и видеоматериалы по тактическим вопросам. Формулирование всемирной организацией текущего набора принципов для операций в пользу мира на основе Устава ООН, решений Совета Безопасности и многосторонних международных соглашений позволило в конечном итоге поместить миротворческие операции на прочный правовой фундамент. В свою очередь, это способствовало снижению тенденции к импровизации и помогло избежать практики двойных стандартов. Первый шаг в этом направлении был сделан по запросу Специального комитета по миротворческим операциям в 2000 г. с целью уяснения определения военной доктрины миротворческих операций ООН. Последовавший ответ Военного советника акцентировал внимание на развитии идей по поводу доктрины для военного компонента операций ООН в пользу мира. В последнем десятилетии XX века общепризнанные миротворческие принципы беспристрастности (узко толкуемый также как нейтральность), согласия и неприменения силы в ряде случаев препятствовали эффективной мобилизации и развертыванию международных сил на фоне военных преступлений и геноцида. Однако уже к концу десятилетия применимости этих принципов был брошен вызов, обусловленный несколькими новыми мощными «извлеченными уроками», отраженными в отчетах независимого расследования геноцида в Руанде и докладе Генерального секретаря ООН о провале в Сребренице. В своем докладе Генеральный секретарь отметил, что «были допущены ошибки суждения - ошибки, крывшиеся в философии нейтралитета и неприменения насилия, абсолютно не подошедшей для конфликта в Боснии». Он также подчеркнул, что одной из главных ошибок стало отсутствие «заслуживающего доверия военного сдерживания» . Обнародованный в 2000 г. Доклад Брахими действительно начинается с заявления о том, что «…когда ООН посылает свои войска для поддержания мира, эти войска должны быть готовы к встрече с сохраняющимися силами войны и насилия и должны быть полны решимости и способности победить их» . Далее Группа Брахими отмечает, что «… за последнее десятилетие ООН неоднократно с горечью убедилась в том, что никакие благие намерения не заменят собой фундаментальную способность формирования внушающих доверие сил с тем, чтобы комплексное миротворчество было успешным» . Впрочем, Группа Брахими так и не дала ответ на самый неприятный доктринальный вопрос миротворческих операций - о надлежащем и эффективном применении военной силы во исполнение мандата. Единственная важная рекомендация в отношении этой кардинальной детерминанты успеха или провала звучит следующим образом: после развертывания, миротворцы ООН должны быть в состоянии профессионально и успешно осуществлять свои полномочия, защищать себя, другие компоненты миссии и ее мандат, основываясь на жестких правилах применения силы (правилах ведения боя ) против тех, кто отказался от выполнения обязательств по мирному соглашению или иным образом пытается подорвать мир при помощи насилия . Доклад не предлагает какой-либо новой концепции операций, которая могла бы применяться в ситуациях, требующих принудительных действий. Вместо этого основное внимание уделяется тому, как будет строиться и обеспечиваться мир и каким образом будут предотвращаться насильственные конфликты. Эти положения были подтверждены Генеральным секретарем ООН, который заявил, что решение Группы по поводу применения силы распространяется только на те операции, в которых вооруженные миротворцы ООН были размещены с согласия заинтересованных сторон. Поэтому не следует толковать какую-либо часть Доклада Брахими как рекомендацию, направленную на превращение ООН в «орудие войны» или на коренное изменение принципов применения миротворцами силы . В Докладе Брахими отмечалось, что «… применение мер принуждения, в случае необходимости, поручается на постоянной основе добровольным коалициям государств, деятельность которых санкционируется Советом Безопасности ООН на основе главы VII Устава» . Начавшаяся в 2001 г. военная операция в Афганистане стала одним из первых прецедентов принуждения к миру добровольной коалицией государств под руководством ведущей нации. Чтобы оценить масштаб развития данной тенденции, необходимо подвергнуть анализу события конца XX столетия. В начале 1990-х гг. в мире возникли очень опасные и сложные условия проведения миротворческих операций: Балканы, территория бывшего Советского Союза, Африка. Данные регионы стали «лабораторией» для развития доктрины в поддержку более эффективных операций в ситуациях и зонах особо жестоких конфликтов.

Проблема применения силы всегда была и остается одной из самых сложных и дискуссионных в международном праве. С одной стороны, очевидно, что сила использовалась и продолжает использоваться для решения самых разных задач, с другой стороны, вся система ООН нацелена на то, чтобы процент применения силы был как можно меньше. Применение силы как через миротворчество под эгидой ООН, так и через гуманитарную интервенцию, через вооруженные конфликты, через гражданские войны сегодня приобретает особо острое звучание. Проблемы целесообразности, возможности, а главное, границ применения силы издавна остро стоят в международном праве.

ООН, являясь фундаментом современного международного права, не может оставаться в стороне от этих проблем, так как фактически именно ООН, являясь самым крупным международным форумом и принимая наиболее легитимные решения, с точки зрения количественного представления должна наиболее четко отражать позицию современного международного сообщества по вопросу рамок применения силы. Можно однозначно констатировать, что в тех или иных формах сила регулярно используется в современных международных отношениях, что на настоящий момент делает неосуществимой возможность полного запрета на применение силы. Необходимо отметить, что наиболее часто используемыми основаниями и предлогами для применения силы можно считать обязательства по договору, защиту собственных граждан за рубежом, гуманитарную катастрофу.

Именно поэтому задача ООН, состоит в том, чтобы максимально привести в соответствие реальное применение силы и правовую базу данного применения: «Как свидетельствует горький опыт Организации Объединенных Наций, накопленный за последнее десятилетие, никакое количество хороших намерений не станет заменой реальной возможности направлять дееспособные силы, в частности, для того, чтобы обеспечить успех комплексной миротворческой операции. Но одной лишь силой нельзя обеспечить мир; сила может только подготовить пространство, в котором можно построить мир».

Как верно замечает Ю.Н. Малеев, «с одной стороны, невозможно терпеть массовые убийства людей по воле правителей или в результате родоплеменной и прочей подобной вражды; с другой стороны, крайне желательно, чтобы вооруженные акции внешних сил, направленные на прекращение этих зверств, получали одобрение авторитетного международного органа или проводились самим таким органом».

Наибольшие дискуссии в данном ракурсе вызывает проблема правомерного применения силы, так как «применение вооруженных сил ООН или группой государств или отдельными государствами вне рамок ООН - все это, так или иначе, применение вооруженной силы одними государствами против других государств».

Ситуацию осложняет наличие самых противоречивых мнений по указанной проблеме: «Многие эксперты убеждены, что раннее и решительное военное вмешательство может стать эффективным сдерживающим средством для дальнейших убийств. Другие полагают, что максимум того, что может дать гуманитарная интервенция - это приостановку кровопролития, которого может быть достаточно для начала мирных переговоров и для оказания различных форм помощи. То есть она позволяет выиграть время, однако не решает проблем, лежащих в основе конфликта».

Можно констатировать, что в доктрине международного права нет единства относительно правомерности применения силы.

Существующая миротворческая доктрина ООН исходит из признания существования фактора военной силы, и для урегулирования различных типов и стадий конфликтов разработаны различные классификации типов миротворческой деятельности, осуществляемой Организацией Объединенных Наций. Первая типология состоит из пяти компонентов: превентивная дипломатия, установление мира, способствование миру, поддержание мира и принуждение к миру. Необходимо отметить, что ни один из данных терминов не встречается в Уставе ООН, а сама классификация является продуктом многолетнего опыта, «проб и ошибок» миротворческой деятельности.

Термин «превентивная дипломатия» был впервые употреблен Д. Хаммаршельдом в отчете Генерального секретаря о работе организации в 1960 г., где под превентивной дипломатией были названы «усилия Организации Объединенных Наций по локализации споров и войн, способных усугубить конфронтацию между двумя противоборствующими сторонами».

Б. Бутрос-Гали дает немного другое определение данной деятельности: «…это действия, направленные на ослабление напряженности до того, как эта напряженность перерастет в конфликт, или, если конфликт начался, принятие незамедлительных мер по его сдерживанию и устранению причин, лежащих в его основе». «Концепция Д. Хаммаршельда ставила целью усилить роль Генерального секретаря и Совета Безопасности ООН в период «холодной войны» и расширить набор используемых ими методов. Основанием для начала превентивных действий, по Д. Хаммаршельду, служило то, что ситуация содержала опасность перерастания в более обширный кризис или войну между Востоком и Западом. В начале 90-х годов XX столетия ситуация в мировой политике была иной, и прежде всего - это уход «холодной войны». Поэтому подход Б. Бутроса-Гали базируется на представлении о реагировании на насильственные конфликты по мере их возникновения и распространения. Время диктовало необходимость выработки концепции превентивной дипломатии, отвечающей обстановке, сложившейся во второй половине 90-х годов. Очень часто термины «превентивная дипломатия» и «предотвращение кризисов» заменяли друг друга».

Таким образом, главным фактором при осуществлении превентивной дипломатии является установление доверия, что напрямую зависит от авторитета дипломатов и самой организации. Кроме того, концепция превентивной дипломатии дополняется концепцией превентивного развертывания, в соответствии с которой для создания демилитаризованных зон допустимо использовать вооруженные силы. Многие авторы, однако, не разделяют данную концепцию, и полагают, что любое использование вооруженной силы под эгидой ООН относится непосредственно к операциям по поддержанию или принуждению к миру.

«Установление мира предполагает осуществление действий, которые способствуют восстановлению национальных институтов и инфраструктуры, разрушенных в ходе гражданской войны, или созданию взаимовыгодных связей между странами, которые участвовали в войне с целью избежать возобновления конфликта».

В современной доктрине миротворчества ООН данный термин уже почти не употребляется, так как фактически был заменен термином «миростроительство», в рамках которого предполагается помощь странам, пережившим конфликт, в восстановлении инфраструктуры и национальных институтов, помощь в проведении выборов, т.е. действия, направленные на предотвращение рецидива конфликта. Особенностью данного вида деятельности является то, что она применяется только в постконфликтный период.

«Способствование миру - это процесс урегулирования разногласий и разрешения проблем, которые ведут к конфликту, главным образом путем дипломатии, посреднической деятельности, переговоров или других форм мирного урегулирования». Данный термин, так же как и «установление мира», не используется в настоящий период в правовой литературе, вместо него обычно используется термин «средства мирного разрешения споров». Вообще сегодня зачастую используют деление миротворческой концепции не на пять частей, а на две, более обширные, - во-первых, миротворчество без использования военной силы, к которому в классической доктрине относятся превентивная дипломатия, миростроительство и средства мирного разрешения споров, а во-вторых, миротворчество, связанное с использованием военной силы, к которому относятся поддержание и принуждение к миру. Под поддержанием мира понимаются «меры и действия с использованием вооруженных сил или военных наблюдателей, принимаемые Советом Безопасности ООН для поддержания или восстановления международного мира и безопасности».

Точное правовое определение операций по принуждению к миру, зафиксированного в документах, в настоящий момент отсутствует.

Кроме того, часто в правовой литературе операции по поддержанию и принуждению к миру объединяют общим термином «миротворческие операции», что не эквивалентно понятию «миротворчество ООН», под которым понимается совокупность всех средств, используемых ООН для поддержания международного мира и безопасности. В самом общем виде цель любого миротворческого средства сводится к тому, чтобы склонить противоборствующие стороны к соглашению и помочь им в разрешении противоречий. Обычно для реализации данных целей используются следующие практические задачи: «…принуждение одной или нескольких противоборствующих сторон к прекращению насильственных действий, заключению мирного соглашения между собой или с действующим правительством; защита территории и (или) населения от агрессии; изоляция территории или группы людей и ограничение их контактов с внешним миром; наблюдение (слежение, мониторинг) за развитием ситуации, сбор, обработка и доведение информации; обеспечение или оказание помощи в обеспечении основных нужд сторон, вовлеченных в конфликт».

Важным аспектом является право государств на самооборону. Согласно ст. 51 Устава: «Настоящий Устав ни в коей мере не затрагивает неотъемлемого права на индивидуальную или коллективную самооборону, если произойдет вооруженное нападение на Члена Организации, до тех пор пока Совет Безопасности не примет мер, необходимых для поддержания международного мира и безопасности. Меры, принятые Членами Организации при осуществлении этого права на самооборону, должны быть немедленно сообщены Совету Безопасности и никоим образом не должны затрагивать полномочий и ответственности Совета Безопасности, в соответствии с настоящим Уставом, в отношении предприятия в любое время таких действий, какие он сочтет необходимыми для поддержания международного мира и безопасности».

До недавнего времени существовали две точки зрения на содержание права на самооборону: буквальное толкование ст. 51 Устава ООН, в соответствии с которой исключается любая самооборона, если она осуществляется не в ответ на вооруженное нападение, и расширительная интерпретация, допускающая самооборону перед лицом нависшей над государством угрозы вооруженного нападения.

На Западе в течение длительного времени формировалась доктрина о допустимости вмешательства во внутренние дела других государств по так называемым «гуманитарным» причинам, а практика показывает, что применение силы в одностороннем порядке, в обход Совета Безопасности, становится тенденцией.

В практике Красного Креста подобные действия определяются как «вмешательство, мотивированное гуманитарными соображениями по предотвращению и облегчению страданий людей». Подобная концепция порождает ряд правовых коллизий. С одной стороны, любые миротворческие действия ООН носят по своей сути гуманитарный характер и основываются на принципе соблюдения и уважения прав человека, однако, с другой стороны, если подобные действия проводятся без санкции ООН, организация их осуждает, даже если эти действия имели положительные последствия. Так, например, ООН осудила в 1978 г. ввод войск Вьетнама в Камбоджу, хотя эта операция имела в конечном счете гуманитарный эффект, так как положила конец политике Пола Пота, имевшей характер геноцида.

Конфликты последнего поколения все чаще имеют внутригосударственный характер, что ограничивает возможность вмешательства ООН в силу государственного суверенитета. Однако очевидно, что для многих суверенитет не является понятием абсолютным: «По существу, внутренний порядок никогда не был автономным в строгом смысле. Суверенитет наделяет нацию лишь главной компетенцией; он не является и никогда не был исключительной компетенцией». Глава VII Устава допускает вмешательство в случае «угрозы миру, нарушения мира или акта агрессии». Таким образом, сторонники вмешательства полагают, что понятие «гуманитарной катастрофы» можно приравнять к «угрозе миру, нарушению мира или акту агрессии». Кроме того, сторонники данной концепции ссылаются также на Преамбулу и ст. ст. 1, 55 и 56 Устава ООН, в которых оговаривается возможность «предпринимать совместные и самостоятельные действия» для «всеобщего уважения и соблюдения прав человека». Фактически такая теория имеет право на существование, так как термин «операции по поддержанию мира», так же как и термин «вмешательство по гуманитарным причинам», в Уставе отсутствует, что, однако, не мешает на протяжении нескольких десятилетий успешно применять ОПМ на основании расширительного толкования положений Устава ООН.

Западные исследователи отмечают, что «большинство миротворческих и гуманитарных операций проводится скорее по причинам национальных государственных интересов, а не согласно международным нормам». Тем не менее регулярность подобного вмешательства пока не позволяет признать его правомерным с точки зрения международного права: «…доктрина право-долга гуманитарного вмешательства является пока еще достаточно дискуссионной, и основания для подобного вмешательства пока еще не определены».

Очевидно, что суверенитет не может сохраняться в неизменном виде на протяжении веков. То, что сегодня все большее количество вопросов переносится на глобальный уровень, - это закономерное явление, и сфера безопасности не могла стать исключением. «Принцип суверенного равенства дает государствам возможность договариваться, ибо делать это можно только на равных. Ставить под вопрос этот принцип - значит ставить под вопрос само международное право - результат договоренностей между государствами».

Некоторые исследователи полагают, что «ряд исходных положений Устава ООН уже не отвечают новым условиям. Устав ООН регулирует главным образом межгосударственные отношения, включая конфликты между странами… Устав ООН мало в чем может помочь, когда речь идет о конфликтах внутри государства, межэтнических, межнациональных столкновениях».

Пункт 4 ст. 2 Устава ООН закрепляет общепризнанный принцип неприменения силы или угрозы силой. Однако не все согласны с его общепринятой трактовкой: «Основной мой постулат, с которым я уже выступал в печати: такого принципа (неприменения силы, запрета на применение силы) никогда не было, не существует, и главное, быть не может в природе человеческого общества. Наоборот: сила, и только сила, структурирует человеческое общество - иное дело, что она должна применяться адекватно и пропорционально».

Таким образом, можно констатировать, что проблема применения силы в современном международном праве не решена окончательно, и, несмотря на формальное признание ООН как единственной международной структуры, имеющей право на легитимное применение силы, силовые методы часто применяются различными государствами для решения конфликтов и реализации собственных национальных интересов.

Таким образом, анализируя все изложенное во второй главе настоящего исследования, можно сделать ряд выводов.

Во-первых, исключительно важную роль в деятельности Организации играет Совет Безопасности. Он является основным органом по поддержанию международного мира и устойчивого правопорядка. Решения СБ ООН имеют обязательную юридическую силу для всех стран-участниц.

Во-вторых, Совет Безопасности уполномочен рассматривать любые международные споры или конфликтные ситуации, которые могут привести к военным действиям. СБ ООН делает все от него зависящее, чтобы мирным путем урегулировать конфликтную ситуацию. Однако в случае необходимости Совет Безопасности может предпринять против агрессора военные действия.

По указанию Совета Безопасности при необходимости в конфликтных ситуациях могут быть использованы Вооруженные силы ООН, состоящие из военных подразделений стран-участниц. В составе Секретариата ООН действует Департамент миротворческих операций, который направляет деятельность военного и гражданского персонала, участвующего в осуществлении подобных операций.

В настоящее время вооруженные контингенты ООН («голубые каски») общей численностью свыше 75 тыс. человек осуществляют 18 миротворческих операций в различных странах мира на четырех континентах.

В-третьих, ООН, несомненно, внесла выдающийся вклад в предотвращение новой мировой войны на планете с применением смертоносных химических, бактериологических и ядерных вооружений. Вопросы разоружения, укрепления мира и безопасности всегда занимали и продолжают занимать важнейшее место в деятельности ООН.

В-четвертых, благодаря усилиям ООН за последние 60 лет в мире было принято больше международно-правовых документов, направленных на поддержание правопорядка, чем за всю предыдущую историю человечества.

Нельзя не отметить, что наряду с крупными и безусловными достижениями в миротворческой практике ООН наблюдались существенные упущения и изъяны. ООН не смогла способствовать урегулированию палестино-израильского конфликта, окончились неудачей операции по поддержанию мира в Сомали и Руанде, обнаружилась несостоятельность миротворческой миссии Объединенных Наций в Югославии, где ООН не смогла предотвратить бомбардировки этой страны воздушными силами НАТО. С опозданием ООН включилась в процесс мирного урегулирования конфликтной ситуации в Ираке. Некоторые операции по поддержанию мира сопровождались бесчинствами ооновских миротворцев (например, в Африке).

Вопросы обеспечения мира и поддержания международного правопорядка в современных условиях глобализации приобретают особую значимость и требуют первостепенного внимания.

Англоязычные СМИ обсуждают события на Генеральной ассамблее ООН. Большинство из них главным событием считают выступление президента США Дональда Трампа. Правда, этому выступлению приписываются разные значения. Британские СМИ больше всего были впечатлены эпизодом, когда Трамп заговорил о достижениях своего правительства, и это вызвало смех в аудитории. Этот же эпизод с увлеченно обсуждают последовательные американские недоброжелатели Трампа - New York Times и Washington Post.

Другие комментаторы, пользуясь случаем, предпочитают обсудить положение ООН и принципы трамповского антиглобализма. Выступления Трампа на тему внешней политики, пишет Bloomberg, часто высмеиваются на основании противоречивости. Он ругает своих предшественников за то, что они ввязывались в ненужные войны, а сам до сих пор не вывел войска из Афганистана, Ирака и Сирии. Он вызывающе вел себя по отношению к КНДР, а потом встретился с ее руководителем. Он выражает симпатию к российским властям, а США, между тем, продают оружие оппонентам России и не снимают санкции с ее руководства.

Некоторые моменты критики таких выступлений не лишены оснований, отмечает автор, однако эта критика упускает из виду главное. При всех кажущихся противоречиях в высказываниях Трампа вырисовывается последовательная концепция, которую можно считать если не доктриной, то, по крайней мере, ключевым принципом его государственной системы. Этот принцип автор определяет как сохранение американского суверенитета.

Эта тема прозвучала и во время выступления Трампа в ООН: он заявил, что США никогда не отдадут свой суверенитет «неизбираемой и никому не подотчетной глобальной бюрократии». Но при этом он подчеркнул, что в рамках такого подхода США оставляют за каждым государством право сохранять и соблюдать свои обычаи и не собираются диктовать свои порядки.

Автор считает, что такая позиция принципиально отличается от того, что делали предыдущие президенты США. Они все в той или иной мере стремились использовать ООН и прочие международные институты в качестве инструментов, чтобы насаждать свои порядки в других странах. Трамп, наоборот, представляет эти институты как силы, ограничивающие возможности США. Эта позиция лежит в основе его противостояния «идеологии глобализма».

Критики считают, что тем самым Трамп подрывает авторитет ООН, в то время как мог бы пользоваться ею, чтобы поддерживать мировую систему в равновесии. Однако практика показывает, что это не работает. ООН последовательно оказывается неспособна предотвращать международные конфликты. Миротворческие миссии ООН систематически увенчиваются скандалами. Поэтому, заключает автор, когда Трамп отказывается подчиняться требованиям ООН, это вполне закономерно.

Еще до выступления Трампа в редакционной колонке Bloomberg также появились рассуждения о том, что «США и миру нужна такая ООН, которая работает». По мнению редакции, ООН - это, по замыслу, очень важная организация, которая необходима для урегулирования нынешней международной ситуации, где нарастают националистические настроения и усиливается геополитическая конкуренция. Однако ООН не справляется с ролью международного посредника, поэтому США склонны сейчас дистанцироваться от участия в ее деятельности. Это плохо, считает редакция, потому что на самом деле США бы следовало не дистанцироваться, а, наоборот, взяться за за реорганизацию этого института.