Теории формирования профессиональных предпочтений э берна. Выбор профессии сквозь призму психоанализа и сценарной теории - страна знаний

ВОЗРАЖЕHИЯ ПРОТИВ ТЕОРИИ СЦЕHАРИЕВ

Против теории сценариев выдвигается много возражений, причем каждое со своих особенных позиций. Чем лучше мы ответим на все сомнения, тем обоснованнее будет наше заключение о надежности сценарной теории.

Спиритуалистские возражения

Многие интуитивно чувствуют, что теория сценариев не может считаться правильной, ибо большинство выводов противоречат идее человека, как создания, обладающего свободой воли. Сама мысль о сценарии их отталкивает, ибо человек как бы сводится ею на уровень механизма, лишенного собственного жизненного порыва. Эти же люди и по тем же мотивам с трудом переносят психоаналитическую теорию, которая (безусловно, в крайней ее форме) может сводить человека к некой замкнутой системе регулирования энергии с несколькими четко определенными каналами входа и выхода и не оставляет места для божественного. В некотором смысле эти люди - потомки тех, кто так же судил о дарвинской теории естественного отбора, которая (согласно их представлениям) сводила жизненные процессы к механике и не оставляла простора для творчества матери-природы. Они же в свою очередь стали потомками церковников, осудивших Галилея за его, как им казалось, беспримерную наглость. И все же подобные возражения, исток которых - филантропическая забота о достоинстве человека, должны быть приняты во внимание. Ответ на них будет заключаться в следующем.

1. Структурный анализ отнюдь не претендует на то, чтобы ответить на все вопросы человеческой жизни. С его помощью можно формулировать суждения о некоторых аспектах наблюдаемого социального поведения, внутреннего переживания и пытаться свои суждения обосновывать. Структурный анализ не имеет дела, по крайней мере формально, с вопросами сущности человеческого бытия, он сознательно отказывается от формулирования концепции свободного Я, как не подлежащей изучению собственными средствами, и тем самым оставляет огромную область философам и поэтам.



Сценарная теория вовсе не считает, что все человеческое поведение управляется сценарием. Она оставляет место для автономии. Она лишь утверждает, что относительно мало людей достигают полной автономии, причем только в особенных обстоятельствах. Первое требование на пути предложенного метода - отделить кажущееся от подлинного. В этом и состоит его задача. Конечно, в сценарной теории цепи прямо называются цепями, но это воспринимают как оскорбление лишь те, кто любят свои цепи, или притворяются, что их не замечают.

Философские возражения

Сценарный анализ считает императивы родительскими указаниями, а целью многих существовании - исполнение этих указаний. Если философ говорит: "Я мыслю, следовательно, я существую", то сценарный аналитик вопрошает: "Да, но откуда ты узнаёшь, что мыслить?" Философ отвечает: "Да, но я говорю вовсе не об этом". Поскольку оба начинают с "да, но...", бывает трудно ждать пользы от подобного разговора. Hа самом деле это не так, что мы и попытаемся доказать.

1. Сценарный аналитик говорит: "Если вы перестанете мыслить, как внушали ваши родители, и начнете мыслить по-своему, вы будете мыслить лучше". Если философ возразит, что он уже мыслит по-своему, сценарный аналитик вынужден будет сказать ему, что это иллюзия, которую он не желает поддерживать. Философу это скорее всего не понравится, но сценарный аналитик обязан настаивать на том, что ему точно известно. Так что конфликт оказывается, как и в случае со спиритуализмом, конфликтом между тем, что _нравится_ философу, и тем, что _знает_ сценарный аналитик.

2. Когда сценарный аналитик говорит: "Цель большинства существовании- реализация родительских директив", экзистенциалист возражает: "Hо в том смысле, как я понимаю это слово, это вовсе не цель". Аналитику остается сказать: "Если найдете слово, более подходящее, сообщите его мне". Он может полагать, что данный индивид не может сам заняться поиском цели для себя, поскольку сосредоточен на исполнении родительских предписаний. Экзистенциалист говорит: "Моя проблема состоит в том, что делать с автономией, когда она достигнута". Возможный ответ сценарного аналитика: "Я этого не знаю. Hо мне известно, что одни люди менее несчастны, чем другие, потому что у них в жизни больше выбора".

Рациональные возражения

Рациональное возражение: "Вы говорите, что функция Взрослого состоит в принятии рациональных решений, что Взрослый имеется в каждом человеке. Почему же вы одновременно говорите о том, что все решения уже приняты Ребенком?" Вопрос серьезный. Hо ведь есть иерархия решений. Высший уровень - это решение о том, следовать или не следовать сценарию. Пока оно не принято, все прочие решения не в силах повлиять окончательно на судьбу индивида. Перечислим уровни иерархии.

Следовать или не следовать сценарию?

Если следовать сценарию, то какому? Если не следовать, то что

Делать взамен?

Постоянные решения: жениться или не жениться, иметь детей или нет,

Совершить самоубийство или убить кого-нибудь, уволиться с работы, быть

Уволенным или делать карьеру?

Решения, связанные с упорядочением дел: на ком жениться, сколько

Детей иметь и т.п.

Временные решения: когда жениться, когда рожать детей, когда

Уволиться и т.п.?

Решения, связанные с затратами: сколько денег дать жене, в какую

Школу записать ребенка и т.п.?

Сиюминутные решения: идти в гости или остаться дома, отшлепать сына

или отругать, заняться планами на завтра и т.д.

Решения на каждом уровне чаще всего определяются решениями, принятыми на более высоких уровнях. Проблемы каждого уровня относительно тривиальны по сравнению с проблемами более высоких уровней. Hо все уровни прямо работают на окончательный итог. Решения принимаются такие, чтобы достичь его с наибольшей эффективностью, причем неважно, предопределен ли он сценарием, или является результатом свободного выбора. Поэтому пока главное решение не принято, все прочие решения не рациональны, а рационализированы по второстепенным основаниям.

"Hо, - скажет наш противник-рационалист, - сценария-то нет". Поскольку он рационалист, он говорит это совсем не потому, что ему не нравится сценарная теория. Hо ему надо обязательно ответить. К тому же у нас есть возможность предъявить весьма сильные доказательства. Сначала мы спросим: "Прочел ли он эту книгу (имеется в виду та, которую Вы держите в руках) внимательно?" А затем предъявим наши аргументы, которые могут его убедить или не убедить.

Предположим, что сценария нет. В этом случае: а) люди не слышат "голосов", предписывающих, что им делать, а если и слышат, то действуют, не принимая их во внимание, поступают как бы "назло" им; б) люди, которым предписания указывают, что им делать (это чаще всего люди, выросшие в приютах или детских домах), столь же уверены в себе, сколь и люди, воспитанные в своем родном доме; в) люди, пользующиеся наркотиками, алкоголем, напивающиеся до тяжелого, нечеловеческого состояния, отнюдь не чувствуют, что какая-то неподконтрольная внутренняя сила толкает их навстречу безжалостной судьбе. Hаоборот, они совершают каждый такой акт в результате автономного рационального решения.

Лютова С. Социальная психология личности. Теория и практика. Курс лекций

Глава вторая. Сценарная теория Э. Бёрна.
Практическая работа с семейной мифологией.

«Ребенок рождается свободным, – утверждает американский психолог, основатель трансактного анализа Эрик Бёрн, – но очень скоро теряет свободу. В первые два года его поведение и мысли программируются в основном матерью» .
В «самый пластичный период детства», от двух до шести лет, родительское программирование , по мнению Бёрна, определяет, когда и как проявляются влечения, когда и как они ограничиваются. Нервная система ребенка сконструирована как программирующаяся: она воспринимает чувственные и социальные стимулы и строит из них устойчивые модели, которыми управляется поведение.
По трем причинам ребенок охотно воспринимает родительское программирование (хоть, разумеется, и не осознает пока этих причин): во-первых, оно придает жизни смысл, позволяя до поры до времени, а то и вовсе никогда, не заниматься его поисками самостоятельно; во-вторых, выполнение программы дает готовый способ структурировать время своей жизни в соответствии со сроками выполнения задач, поставленных родителями, или в соответствии с самим достижением целей, когда бы оно ни произошло. В-третьих, что самое важное, практичнее учиться на чужих ошибках, насколько это возможно (тем более что своих в жизни все равно окажется достаточно). А родители, программируя жизнь своих детей, как раз и пытаются передать им свой опыт, все то, чему они научились («…или думают, что научились», – уточняет Бёрн).
Родители, как правило, бывают расположены к программированию своих детей, поскольку миллионы лет эволюции запечатлели в них желание защищать и обучать своих отпрысков. Однако некоторые родители чувствуют себя обязанными преподносить ребенку наставления в объеме гораздо большем, чем этого требует долг.
В подобном гипертрофированном желании Бёрн также выделяет три аспекта: во-первых, стремление продлить свою жизнь в потомках (все та же жажда бессмертия); во-вторых, действие указаний собственной программы родителей, доставшейся им от их родителей в диапазоне от «только не допусти ошибки!» до «погуби своих детей!» (как ни страшно это звучит). В-третьих, родителями может бессознательно руководить и желание избавиться от собственных тяжелых «программных» характеристик, передав их кому-то другому (ребенку). Если родители неудачники, то часто, вопреки собственной воле, они передают именно свою программу неудачников.
По мнению таких родителей, их неудачи – следствие обстоятельств, помешавших воплотить конкретные идеалы. На самом же деле причина неудач – в самой системе ценностей, которую они лелеют в себе и теперь пытаются привить детям.
Бывает, конечно, и так, что родители отдают себе отчет в подлинной причине своих ошибок. В этом случае называемые Бёрном заповедями родительские наставления, действительно, хороши. Родители желают ребенку добра, учат его тому, что, согласно их картине мира и жизненным представлениям, принесет ему благополучие и успех.
Однако часто возникает противоречие между «заповедями», носящими характер вербальных деклараций, и программой, реально воспринимаемой ребенком от родителей. Это происходит потому, во-первых, что помимо родительских «заповедей» ребенку предъявляется родительский образец поведения, которому – и это не является открытием Бёрна – дети более склонны следовать, нежели пустым словам.
Есть и вторая причина противоречивого воспитательного воздействия. Пример его я позволю себе привести, отвлекшись от Бёрна, из «сентиментального романа» Ф.М. Достоевского «Белые ночи». Настеньку, юную героиню этой, по сути, повести, слепая бабушка ее держала в такой строгости, что даже «пришпиливала» булавкой девичье платье к своему, дабы внучка неотлучно сидела дома. Бабушка, единственная воспитательница сироты, страшно боялась, как бы ту не соблазнил какой-нибудь повеса. Чтобы предостеречь девушку от опасности, бабушка пересказала ей, о чем писано во французских любовных романах (ими бабушка, оказывается, зачитывалась в молодости). Бабушка все выспрашивала у внучки, кроме того (в неподдельной тревоге!), хорош ли собою и молод ли их новый жилец.
В такой форме предостережение воспитателя является, скорее, подстрекательством. Да и произносимый текст часто противоречит невербальным приказам и поощрениям, исходящим от взрослого. «Мать может совсем не знать о том, – пишет Бёрн, – что выражение ее лица очень сильно влияет на ее детей» .
«Заповеди» взрослого также могут идти вразрез с его подлинными интересами. Начиная с того, что в отпрыске всегда приятно видеть свое отражение, даже отражение собственных негативных сторон, кончая бессознательным стремлением воспитателя извлечь из общения с ребенком сиюминутную, актуальную в настоящий момент, выгоду для себя.
Приведу на сей раз нелитературный пример взаимодействия бабушки с внучкой.
Бабушка контролирует выполнение девочкой домашних заданий и постоянно ругает ее за несамостоятельность, мол, вечно над ней надо стоять, иначе не поймет, закопается или вовсе что-нибудь сделать забудет.
При этом бабушке приятно чувствовать свою востребованность. При «самостоятельной» внучке ей стало бы одиноко, ведь она в душе не уверена, будет ли нужна девочке, если перестанет помогать делать ей уроки.
Ребенок, в свою очередь, не умеет выразить привязанность к бабушке (или лишен этой возможности), иначе как устраняя тайные опасения и оправдывая ожидания той, т.е. демонстрируя полную зависимость от ее помощи. В результате девочка все более теряет уверенность, находясь в школе без бабушки. А бабушка, сердясь из-за плохих отметок, с нежностью глядит на свою подопечную: не время еще мне скучать: вон сколько с внучкой возни.
Маленькие трагедии такого рода возможны, поскольку «заповеди», полезные наставления, исходят от так называемого Заботливого Родителя , провокациями и подстрекательством занимается в родителе Сумасшедший Ребенок , а чудеса интуиции демонстрирует Профессор – Взрослый в Ребенке.
Терминология Э. Бёрна останется непонятной, если мы не обратимся к его концепции трансакций , необходимой для понимания сценарной теории.
Но прежде стоит сказать о позиции Бёрна в отношении глубинной психологии. «В доктринальном смысле сценарный подход тесно связан с психоанализом, представляет собой одно из его ответвлений» , – признается сам Бёрн. Так что не совсем прав Э. Самуэлс, относя его в своей классификации к «неосознанным юнгианцам» . Бёрн признает «родство» и с Фрейдом, и с Юнгом. Тем не менее, в отличие от юнгианского, сценарный анализ предпочитает рассматривать модели социального восприятия и поведения человека скорее как результат его социализации, а не генетической предрасположенности, что не мешает Бёрну заимствовать у Юнга примеры этих моделей и отношение к мифологии как к реестру оных.
Если сценарная теория соотносится с аналитической психологией К. Г. Юнга, то прослеживается очевидная связь так называемых Эго-состояний в трансактном анализе со структурными элементами личности, по З. Фрейду.
Бёрн обнаруживает три основных Эго-состояния: Родитель, Взрослый, Ребенок (Р, В, Ре приблизительно соответствуют Сверх-Я, Я и ОНО).
Эго-состояния представляют собой набор согласованных поведенческих схем, они являются не ролями,но стабильной психологической реальностью, находящей выражение в эмоциональном состоянии человека, его тонусе, позах, интонациях.
Все три Эго-состояния доступны и необходимы каждому человеку, если не нарушен их баланс. В каждый конкретный момент, в каждой ситуации общения поведение человека определяется одним из трех Эго-состояний.
Родительское Эго-состояние соответствует образу реального родителя в памяти человека. Это, как правило, поучающий (строгий или заботливый) родитель, но иногда и провоцирующий (родительская ипостась Сумасшедшего Ребенка). Родительское состояние активируется для освобождения от принятия решения в каждом тривиальном случае, а также помогает человеку выполнять обязанности родителя собственных детей.
Эго-состояние Взрослого направлено на объективную оценку реальности. Пребывая в нем, человек способен эффективно и рационально строить свои отношения с окружающими, а также разрешать внутриличностные конфликты собственных Родителя и Ребенка.
Эго-состояние Ребенка не отличается единообразием. Бёрн обнаруживает три линии поведения в этом состоянии: 1) поведение слабого, пугливого и обидчивого, капризного существа; 2) поведение так называемого Естественного Ребенка – бунтующего, иногда проказника, но, в целом, неистощимо творческого, радостного и свободного; 3) наконец, поведение маленького Профессора (психологии) – интуитивного знатока душ, манипулятора, изобретателя, порой интригана.
Сумасшедшим Ребенком, проявившимся в обоих моих примерах с бабушками, Бёрн называет некоего эгоистичного и злокозненного бесенка, исподтишка сводящего на нет все усилия как благонамеренного Родителя, так и мудрого Взрослого.
В соответствии с теорией Бёрна, каждый человек, единый в трех лицах (т.е. в трех Эго-состояниях), может быть схематически изображен чем-то вроде снеговика (см. рис. 1), хотя правильнее изображение выглядело бы так (см. рис. 2), где «1» – область обманов, а «2» – область иллюзий. То, что остается в итоге от зоны Взрослого, и есть область подлинной автономии человека, позволяющей ему осознанно принимать независимые решения.

Рис.1 Рис.2 Рис.3


1 1



преподаватель студент

Рис.4: а) б) в)


препод. студ. препод. студ. препод. студ.

Рис.5 Рис.6

препод. студ. дьяк Солоха

Единицей общения двух людей, по теории Э. Бёрна, следует считать трансакцию , состоящую из «трансактного стимула» (со стороны одного участника диалога) и «трансактной реакции» (ответа другого участника диалога). На схеме изображаются разнонаправленными стрелками.
Такой обмен репликами (вербальными или невербальными) может происходить в одном из Эго-состояний собеседников или осуществляться одновременно на двух уровнях.
Наиболее распространены простые дополнительные трансакции (см. рис. 3), где реакция исходит из того же Эго-состояния, к которому обращен стимул, и направлена к тому же Эго-состоянию, от которого стимул исходил.
Например, диалог на экзамене между преподавателем и студентом:
– Как, Вы этого не знаете?! Я посвятил этому две лекции! – Извините, как раз эти две лекции я проболел.
Этот обмен репликами вполне укладывается в представленную схему. Строгий наставник (Р) обращается к Ребенку (Ре) в студенте, рассчитывая получить в ответ оправдание. Расчет оказывается верен. В случае простых дополнительных трансакций, считает Бёрн, процесс коммуникации может протекать гладко и до бесконечности.
Но представьте гипотетическую ситуацию, когда в ответ на свою реплику:
– Как, вы этого не знаете?! Я посвятил этому две лекции! – экзаменатор услышит от студента:
– Две сумбурные лекции, из которых трудно было что-либо понять! Следует четче формулировать свои мысли.
Или просто:
– Когда мне можно будет пересдать экзамен?
Процесс коммуникации в тоне, заданном репликой преподавателя, в обоих случаях прервется незамедлительно, как и после третьего варианта студенческого ответа:
– Вы предложили настолько нестандартный ракурс рассмотрения проблемы, что тема оказалась выше моего понимания.
Схемы трех последних вариантов трансакций см. на рис. 4.
Именно из-за того, что «копья скрещиваются» на этих схемах, Бёрн назвал подобные трансакции пересекающимися . Реагирующий собеседник отвечает в Эго-состоянии, неожиданном для стимулирующего, приводя того, по меньшей мере, в замешательство. В случае «а» вместо ожидаемого оправдания экзаменатор получает от студента строгий «родительский» выговор. В случае «б» – слышит вопрос Взрослого, переводящий диалог из эмоционального в конструктивное русло. В варианте «в» Взрослый студента льстит Ребенку в экзаменаторе, маскирующемуся под Родителя: ведь именно Ребенок обижен, что его лекциями пренебрегли!
Третий тип трансакций, обнаруженных Бёрном, – скрытые трансакции , происходящие одновременно на двух уровнях – социальном и психологическом. Приведенный мною вариант «в» пересекающейся трансакции можно ведь было бы представить и так (см. рис. 5):
Социальный уровень:
Родитель в экзаменаторе:
– Вы не исполняете свой студенческий долг.
Ребенок в студенте:
– Извините, я глупенький.
Психологический уровень:
Ребенок в экзаменаторе:
– Ты меня не любишь, не хочешь слушать! Сейчас я тебе отомщу!
Родитель в студенте:
– Я тебя люблю, деточка, не плачь! Вот тебе конфетка: ты выдающийся ученый, твои лекции – не для средних умов.
Чтобы представить наиболее простой случай скрытой трансакции, вспомним разговор дьяка и Солохи из «Ночи перед Рождеством» Н. В. Гоголя. «Дьяк подошел к ней ближе, кашлянул, усмехнулся, дотронулся своими длинными пальцами ее обнаженной полной руки и произнес с таким видом, в котором выказывалось и лукавство, и самодовольствие:
– А что это у вас, великолепная Солоха? – и, сказавши это, отскочил он несколько назад.
– Как что? Рука, Осип Никифорович! – отвечала Солоха» .
Мы видим в этой ситуации флирта двойную скрытую дополнительную трансакцию (см. рис. 6). На социальном уровне происходят запрос и передача информации между двумя взрослыми. На психологическом уровне два Ребенка обмениваются сигналами готовности к некоей увлекательной игре.
Слово «игра» в трансактном анализе Э. Бёрна – одно из ключевых. Под игрой автор теории подразумевает серию скрытых дополнительных трансакций с иногда бессознательно, но всегда четко определенным исходом. Игры в человеческом общении характеризуются наличием скрытого (порой от сознания самого игрока) мотива и обязательным получением выигрыша по крайней мере инициатором игры.
Играют люди ради выгоды, а не веселья, поэтому исходы игр могут быть трагичны, а ставки высоки – от известной черной шутки «вот отморожу уши маме назло!» до войны, самой зловещей, по мнению Бёрна, из человеческих игр.
Разоблаченным им играм Бёрн дает забавные и не лишенные цинизма названия: «Ну что, попался, негодяй!», «Гость-растяпа», «Если б не ты…», «Загнанная домохозяйка», «Отшлепай меня, папочка!» и т. п.
Человеческое общение Бёрн подразделяет на пять видов по степени возрастания доверия и эмоциональной заинтересованности партнеров по общению друг в друге.
Процедура – серия простых дополнительных Взрослых трансакций, характеризующихся целесообразностью и эффективностью. Процедуры мы выполняем в ситуациях ролевого, профессионального общения, например, в ситуации «покупатель – продавец».
Ритуал – стереотипная серия простых дополнительных трансакций, заданных внешними социальными факторами. Ритуальное общение планируется Родителем и осуществляется полуавтоматически. Примером ритуальной служит светская беседа, содержащая нормированные «поглаживания» (дежурные комплименты, проявления умеренного участия и проч.). Ритуальное общение позволяет успешно структурировать время и присматриваться к собеседнику на безопасном расстоянии.
Времяпрепровождение – серия полуритуальных дополнительных трансакций вокруг одной темы из разных Эго-состояний.Времяпрепровождения классифицируются в зависимости от пола, возраста, социальной и культурной принадлежности участников. Главная функция времяпрепровождений – предоставить людям возможность бессознательного отбора себе партнеров по играм.
Игры позволяют все еще избегать пугающей Близости , но уже избавиться от скуки времяпрепровождений. Играют все (пожалуй, кроме прямолинейных шизоидов), боясь выпустить из рук этот спасательный круг ни к чему не обязывающего контакта, боясь остаться беззащитными в бушующем океане подлинных человеческих страстей.
Однако если счастливая возможность подлинной близости улыбнется, многие рискуют отбросить игры ради нее. Важно сохранить способность вовремя отказаться от игры, не стать жертвой манипуляций более ловкого игрока. Важно осознавать происходящее, чтобы оградить собственную независимость.
Процесс воспитания ребенка, его социализации – это, считает Бёрн, обучение его процедурам, ритуалам и времяпрепровождениям. Происходит оно путем усвоения инструкций и подражания ребенка окружающим. Своевременное усвоение трех базовых видов общения определяет социальные возможности, доступные взрослому индивиду.
«Наследование», также путем имитации, игр из поколения в поколение определяет, как человек воспользуется своими социальными возможностями.
Именно любимые игры (в Бёрновском смысле) определяют во многом судьбу человека в качестве элементов его жизненного сценария.

Сценарий, как легко догадаться, основное понятие сценарной теории Э. Бёрна, получает у него множество определений. Попробуем их свести воедино.
Сценарий – постепенно развертывающийся жизненный план, который формируется еще в раннем детстве в основном под влиянием родителей, а позже дорабатывается ребенком под иными внешними влияниями. Каждый сценарий базируется на ограниченном количестве тем, большинство которых можно найти в греческой драме и мифологии. Сценарию всегда противостоит подлинная личность, живущая в реальном мире.
Бёрн предлагает даже формулу сценария: РРВ – Пр – Сл – ВП – Итог, то есть Раннее Родительское Влияние – Программа – склонность Следовать программе – Важнейшие Поступки (брак, воспитание детей, развод и др.) – Итог (предполагаемые сцена собственной смерти и надпись на могильной плите).
Американский психолог вовсе не хочет сказать, что вся наша жизнь строго детерминирована родительской программой или сценарием. «Сценарная теория утверждает, что в определенные критические моменты человек следует сценарным указаниям; в остальное же время он идет туда, куда его влечет, и делает то, что диктует его воображение» .
В зависимости от степени влияния программы, Бёрн обозначает три типа судьбы : сценарный, насильственный и независимый. А также, соответственно, три типа личности : 1) руководимая сценарием; 2) одержимая сценарием (как правило, роковым, с трагическим итогом); 3) о полностью «несценарном» типе личности говорить не приходится, да формирование такой личности и не является целью, к которой нужно стремиться. Поведение же будет не сценарным, если результат его можно изменить и сложилось оно не под влиянием родителей.
«Жизнь моя, – говорит о себе Э. Бёрн, – представляется осмысленной потому, что я следую долгой и славной традиции предков, донесенной до меня моими родителями. Но я знаю, что есть области, где я способен импровизировать» . Именно такая позиция характеризует сценарный тип судьбы и личность, руководимую сценарием.
Критерий степени влияния родительской программы на судьбу человека не единственный в типологии личности , насколько в теории Бёрна можно вычленить типологию. Само качество этого явления становится вторым критерием и дает два основных типа: Принцев/Принцесс (Победителей) и Лягушек (Неудачников).
«Победитель – человек, преуспевающий (с его точки зрения) в том деле, которое он намерен сделать. Неудачник – тот, кто не в состоянии осуществить намеченное» .
Неудачник, как правило, жертва прошлой активности Сумасшедшего Ребенка его воспитателя. Победитель – продукт «хорошего сценария», благожелательные предписания которого носят адаптивный, а не запрещающий характер, сценария, снабженного многими «разрешениями».
«Чем больше у человека разрешений [от родителей], тем меньше он связан сценарием» . Эти разрешения не надо путать со вседозволенностью. Важнейшими среди них Бёрн называет разрешения быть красивым, любить, изменяться, успешно справляться со своими задачами.
Поясняя свою мысль, Бёрн ссылается на сказку о Золушке Шарля Перро, подчеркивая роль феи в судьбе героини. Фея не только снабдила девушку в нужный момент платьем и экипажем, но наделила Золушку счастливым даром, обаяние которого больше, чем красота. Именно этот дар сделал замарашку Принцессой.
«Перро делает вывод о необходимости родительского разрешения в том случае, если ребенку суждено совершить в своей жизни что-либо важное. Он говорил о том, что человеку, бесспорно, нужны ум, отвага и благородство. Но ни одна из этих добродетелей не проявит себя в жизни, если человек не получит благословения от волшебников и пророков» .
А именно волшебниками и пророками, как утверждает Бёрн, представляются маленькому ребенку его воспитатели. На первой стадии своего развития малыш вообще имеет дело с «магическими» людьми. Даже герои телерекламы излучают на него волшебный свет. Родители же являются ребенку гигантскими фигурами, вроде мифологических титанов, что позволяет Бёрну говорить о сценарии как о родительском «колдовстве» или «заклятии».
Магическое детское восприятие и обеспечивает трепетную чувствительность ребенка к программе. Оно вообще является основой существования человечества, если под этим подразумевать преемственность культурной традиции.
Третий критерий в типологии Э. Бёрна – иллюзорная установка в отношении судьбы, определяемая сценарием. По этому основанию люди делятся на две категории: 1) ждущих Санта Клауса (и собирающих поэтому подарки судьбы); 2) ждущих Смерти с косой (как избавительницу от постоянных ударов судьбы). Первая иллюзия предпочтительней, но утрата обеих бывает чрезвычайно болезненной.
Четвертый критерий – социальные установки личности. Он связан с разделением людей на Принцев и Лягушек. Тип социальной установки, диктуемый сценарием, Бёрн называет позицией-местоимением и связывает также с установкой личности в отношении судьбы.
Первое, что люди чувствуют друг в друге, – это их позиции… В западных странах, считает Бёрн, одежда свидетельствует о позиции своего хозяина значительно ярче, чем о его социальном положении. Люди со сходными установками, как правило, стремятся вступить в контакт друг с другом.
Обозначив Принца (Победителя) знаком «+», а Лягушку (Неудачника) знаком «-», Бёрн выводит формулы четырех базовых позиций:

  1. Я«+» Ты«+» (ориентация на успешный итог сценария);
  2. Я«+» Ты«-» (установка превосходства);
  3. Я«-» Ты«+» (депрессивная установка);

4) Я«-» Ты«-» (безнадежность, предполагающая самоубийство, психиатрическую лечебницу и т. п. в итоге сценария).
Путем включения в формулу местоимения «они» и прилагательных-антонимов количество позиций может быть увеличено «до количества людей в мире» , как заявляет создатель типологии, обозначая тем самым известную ее условность (свойственную и всякой типологии).
Э. Бёрна интересует не строгость классификации, а возможность «внесения поправок» в сценарий, в частности, возможность достижения устойчивого изменения социальной установки. Что же касается частых и непродолжительных перемен позиций, то они – признак нестабильной, тревожной психики, возможно, признак «сценарного сбоя».)
«Устойчивые изменения позиции, – пишет Бёрн, – могут происходить… спонтанно либо с помощью психотерапевтического воздействия. А могут наступить и благодаря возникшему сильному чувству любви – этому целителю, представляющему собой естественную психотерапию» .
Направить изменения в нужную сторону терапевту помогает анализ «сценарного аппарата» , т.е. анализ элементов неудачного сценария.
Антисценарий – заложенный в ходе программирования способ освобождения от сценария. Он может быть ориентирован на событие (определять продолжительность сценарного диктата до рождения третьего ребенка, допустим) или на время («после 70 лет можно забыть о чувстве долга и делать, что хочется»).
Об антисценарии Бёрн пишет: «Так же, как многих взрослых занимает вопрос, как добиться своего, не нарушая закона, так и дети стремятся быть такими, какими им хочется, не проявляя при этом непослушания… Хитрость воспитывают и поощряют сами родители: это часть родительского программирования. Иногда результатом может стать выработка антисценария, в связи с чем ребенок сам меняет смысл сценария на противоположный, оставаясь в то же время послушным изначальным сценарным указаниям» .
Интересно, сколько психиатров выбрали специальность как антисценарий к родительскому проклятию: «Психушка по тебе плачет!»?..
Как видим, следование антисценарию все же не есть освобождение от родительской программы. Даже «бунт» может предполагаться сценарием, а действительно независимые попытки эмансипации привести не к замене программы, а всего лишь к глубокой депрессии как следствию «проваленного» (невыполненного, но и ничем не замещенного) сценария. «Там, где свобода ведет к поражению, – горько констатирует Э. Бёрн, – она иллюзорна» . И продолжает: «Избавившись от родительского «колдовства», некоторые люди становятся незащищенными и легко могут попасть в беду. Это хорошо показано в волшебных сказках, в которых проклятие влечет беды и несчастья, но оно же спасает от других бед… Так, Спящую Красавицу сто лет защищали колючие заросли…» .
Определяя задачи сценарного анализа , Бёрн ставит основную его цель : помочь любому обратившемуся за консультацией человеку стать свободным в осуществлении своих намерений, пересилить родительское программирование и страх перед наказанием за непослушание (речь идет, разумеется, о «плохой» программе).
Метод аналитической работы близок юнгианской амплификации: «Одну из целей сценарного анализа, – пишет Бёрн, – мы видим в соотнесении жизненного плана пациента с грандиозной историей развития человеческой психики с самых пещерных времен вплоть до наших дней» . Чтобы докопаться до сути «сценарной иллюзии», следует прибегнуть к помощи волшебной сказки.
Иногда пациент сам знает не только то, какая сказка произвела на него в детстве сильное впечатление, но и «программный» смысл ее сюжета для себя (вспомним случай с девушкой, любившей «Аленький цветочек»). Но обычно сценарному аналитику приходится работать только с эмоциональным, неотрефлектированным, предпочтением.
При этом важно не ошибиться, не навязать человеку сценарное значение мифа, нейтрального в его жизни. Бёрн предлагает проверять «сценарный диагноз» , сверяя выводы нескольких независимых аналитиков и сопоставляя их с информацией о жизни пациента хотя бы последних пяти лет.
Увлекательная процедура амплификации (сопоставления реалий с мифологемами, наложения сказочной рамки на действительность или, точнее, возведение последней в непреходящую область мифа) напоминает мне настольную игру для дошкольников «Домики-сказки», которую мне подарили в дет- стве.
В нее играют по принципу лото. Выигрывает тот, кто быстрее закроет лежащие перед ним картинки маленькими карточками, которые в случайном порядке показывает ведущий. На каждой карточке – один сказочный герой, на каждой большой картинке – пустующий сказочный домик. По некоторым признакам (вроде забытой на подоконнике красной шапочки) можно догадаться, персонажами какой одной сказки предстоит этот домик заселить.
Малышу очень важно правильно определить, каких именно сказок домики оказались в его распоряжении. Во-вторых, важно не перепутать царевен, например, или волков (царевну Несмеяну с царевной-лягушкой, коварного волка из «Красной Шапочки» с прямолинейным его сородичем из «Трех поросят»).
Если дошкольника так и не выучить справляться с этими двумя задачами, в зрелом возрасте ему не миновать аналитика с его сказкотерапией. Сценарный анализ определит, в конце концов, правильно набор «больших карт» («домиков-сказок») клиента и займется «идентификацией личности» жильцов.
Быть может, нужно не менять сценарий, а всего лишь проверить аккуратность его сценической постановки? Ведь царевне Несмеяне не видать радости с Иваном-царевичем, который и сам всегда «невесел, буйну голову повесил». Дурачку не потешить Василису Премудрую (сама кого хочешь удивит), а хам и лежебока Емеля из «По щучьему велению» не станет прыгать на коне за перстнем царевны из «Сивки-Бурки», как ей бы того хотелось…
Анализ поможет понять, «вашего ли романа герой» (вашей ли сказки!) тот, к кому вы, возможно, ошибочно (и тщетно) предъявляете собственные сценарные требования.
Убедившись, что терапевтическая версия имеет под собой почву, Бёрн предлагает окинуть сказочный сюжет «взглядом марсианина». Вопросы при этом могут возникнуть у исследователя самые неожиданные: как могла, например, мать отправить Красную Шапочку через лес, зная, что в нем водятся волки?! И каких приключений искала бабушка, живя в таком лесу одиноко, с незапирающейся дверью?.. А не стоит ли, учитывая финал сказки, вывести из нее мораль, обратную общепризнанной? Это волкам опасно заговаривать в лесу с маленькими девочками, которые кажутся наивными, а не наоборот!
Дело в том, что, говоря об актуализации мифологического мотива в жизни современника, следует помнить: мифологема помимо традиционной имеет множество иных интерпретаций, любая из которых может пригодиться для прояснения смысла и направленности реальных событий человеческой жизни.
На пути к истокам сценария своего клиента аналитик не должен пренебрегать мелочами (и это вновь заставляет нас вспомнить Шерлока Холмса). Большой удачей можно считать обнаружение самой формулы родительского «заклятья», самого «заклинания». Ведь, как правило, оно складывается из повседневных указаний, которым родители и не думали придавать столь «судьбоносного», как нынче стали говорить, значения.
По мнению Бёрна, социализация малыша пойдет совсем разными путями в зависимости от того, что говорили ему родители во время приема гостей: «Не открывай рот, пока тебя не спрашивают!» или «Представься гостям и расскажи им стишок!» (смысл: «не высовывайся!» или «покажи, на что ты способен!»).
На сценарий может оказать также влияние то, что человек узнает об обстоятельствах собственного зачатия и рождения, имя, которым его нарекли, и фамилия, доставшаяся от предков как благословение или проклятие.
Вообще влияние предков трудно переоценить, считает Э. Бёрн. «Как показывает мифология и практическая деятельность, к прародителям относятся с благоговением или ужасом, тогда как родители вызывают восхищение или страх. Изначальные чувства благоговения и ужаса оказывают влияние на общую картину мира в представлении ребенка на ранних стадиях формирования его сценария» .
Как явствует из этой цитаты, родители вызывают более реалистичные эмоции, образ же предков (к которым Бёрн причисляет уже и бабушек с дедушками) овеян поистине религиозным чувством в детском восприятии.
Истоки многих жизненных сценариев можно проследить, вглядываясь в события жизни прародителей, считает Бёрн. Семейные предания наравне с национальной и всемирной мифологией определяют характер социализации индивида. Если К.Г. Юнг усматривал в этом архетипическую природу, близкую генетической программе, как мы бы сказали теперь, Э. Бёрн видит исключительно социальное влияние.

Я склонна придерживаться классической, юнгианской, точки зрения, поскольку открытым в теории Бёрна остается вопрос о причинах бессознательного предпочтения ребенком того или иного влияния, если они оказываются параллельно несколькими значимыми фигурами.
Утверждая, что сценарий складывается, в основном, к шести-восьми годам, Бёрн, как я уже говорила, допускает возможность и более позднего внесения поправок (не говоря об оптимизме его терапевтической установки). «Сценарный аппарат гораздо более подвижен, чем аппарат генетический, и постоянно изменяется под воздействием внешних факторов, таких как жизненный опыт и предписания, получаемые от других людей. Очень трудно предсказать, когда и как кто-то из посторонних скажет или сделает что-то, что изменит весь сценарий человека. Возможно, это будет реплика, случайно услышанная… в толпе» , – признает аналитик.
С моей точки зрения, никакая реплика, случайно услышанная однажды или вбиваемая в голову ежедневно, не окажет ни малейшего воздействия на судьбу человека, если не ляжет на уже имеющуюся архетипическую предрасположенность, возможно, дремлющую до поры.
В испанской сказке о птице Правде дети срочно должны получить от филина сведения, для них бесценные. Но филин спит, и только одно волшебное слово способно пробудить его. Дети забыли какое! Случай помогает: в отчаянии дети шепчут: «Какая страшная ночь!»
Эта случайная реплика в сказке оказывается той, что «изменит весь сценарий», потому что волшебным словом-будильником и было слово «ночь». Филин заговорил.
То же самое происходит и в человеческой жизни: архетипическая модель может и не «проснуться» – не активироваться, если не будет приведен в действие «пусковой механизм» (о нем мы уже говорили, рассматривая теорию Юнга). Однако, скорее всего, механизм приведен в действие будет – тогда, когда созреет необходимость. Ибо он заложен в самой модели. Ибо что более естественно было прошептать в полночь испуганным детям, чем «ночь… какая страшная ночь!»? Так ли уж случайно доносятся до нас «случайные реплики»?..
Однако Бёрн прав, говоря о возможности свободы при выборе человеком модели своего поведения (впрочем, это – краеугольный камень психоаналитического подхода вообще).
Как цепь простых дополнительных трансакций можно оборвать пересекающейся трансакцией, так и бессознательно осуществляемую череду сценарных поступков можно приостановить в критической точке, «объективировав» происходящее (термин Д.Н. Узнадзе).
Тогда, в пустоте этой напряженной паузы, сознание свободно оценит диапазон доступных возможностей, а интуиция подскажет, куда ступить.
Каждый из нас когда-нибудь становится «витязем на распутье» в своей жизни. Все мы сначала едем, бросив поводья и задремав в седле, пока дорога кажется единственной, а умный конь сам везет нас по ней. Но как только покажется, что путь оборвался (в пропасть ли или в чисто поле), – глядь, а не оборвалась дорога, но разбежалась на три стороны. А на камне написано… Не для коня, для витязя написано, что будет, если по каждой из тропок пойдет. Ему решать.

Сценарный анализ семейной мифологии.

Рассказывая о защитных механизмах личности, я, если помните, привела пример молодой женщины Ларисы, вытеснявшей свои подозрения о супружеской измене мужа, однако решившейся, наконец, взглянуть правде в глаза.
Правда выглядела удручающе: муж (Сергей) признался, что его посетила большая любовь, и ради нового брака он «почти уже совсем» решился оставить жену и пятилетнюю дочь.
Лариса подождала месяц, не созреет ли решение. Оно все не вызревало, а муж теперь всегда приходил за полночь. И Лариса приняла ответственность на себя: потребовала, чтобы Сергей не приходил домой вовсе.
Я познакомилась с Ларисой вскоре после этого. В психологе она искала собеседника, способного вернуть ей равновесие и волю к душевной концентрации. Почва была выбита из-под ног, Лариса не узнавала себя в женщине, три дня лежавшей пластом и – безо всяких рыданий – источавшей слезы из глаз. «Слезы текли непрерывно, сами собой, заливая уши… Как героиня А. Мёрдок, я даже удивлялась, откуда столько влаги. Разверзлись хляби небесные!» – усмехалась Лара.
Наши с ней встречи продолжались около трех месяцев. В это время Лариса с дочкой жили одни. Муж продолжал давать деньги и отчасти помогал по хозяйству. Он стал похож, по словам Ларисы, на собственную тень, на привидение, которое все бродит среди людей, не в силах расстаться с земным существованием.
Ларисе показалось, что Сергея можно вернуть. Но счастливое прошлое их жизни умерло безвозвратно, а призрак его в лице мужа был жалок и страшен.
Обнаружив себя жертвой банальной ситуации адюльтера, исключенного, казалось ей прежде, в ее безоблачном браке, Лариса стала невольно прислушиваться к житейским историям о неверности и обмане, чтобы узнать, «как это у других». Прислушиваться и вспоминать…
Благодаря рассказам матери и бабушки по отцу, Лариса неплохо знала свои корни до четвертого колена. Мы извлекли с ней из семейных преданий все случаи адюльтера, пристально вглядываясь в женские лица, отошедшие в историю вместе с XX веком.
Первые четыре «легенды», записанные мной, повествуют о событиях молодости Ларисиной прапрабабки Анны и жен троих ее внуков (последним Лариса, в свою очередь, доводилась внучатой племянницей) – Зои, Нины и Раисы. Вот эти семейные мифы.

I . Мифы Кибелы

1. Пани цыганка (миф об Анне)

В последней четверти XIX века русский прапрадед Ларисы Павел, служа в г. Лодзи, женился на польке. Анна родила ему троих детей (младший из них стал прадедом Ларисы). И неожиданно сбежала с таборным цыганом! Несколько лет спустя Павел узнал, что Анна с двумя кудрявыми младенцами вернулась в родительский дом из своего романтического кочевья. Посовещавшись с детьми, Павел решил звать жену обратно. Та согласилась. Цыганят Павел усыновил.
Доминантную роль Анны в семье позволяет предположить то обстоятельство, что, зная польский, немецкий и французский, по-русски все дети объяснялись с трудом первое время после возвращения из Польши в Москву.

2. Ремейк (миф о Зое)

Петр, старший внук Павла и Анны, повторил судьбу деда, также приняв после нескольких лет отсутствия жену с маленькой дочкой от ее возлюбленного.
Ради вернувшейся Зои, красавицы с на редкость крутым нравом, Петром тотчас была оставлена некая кроткая особа, которую семья уже принимала как свою. Позже Зоя, держа в повиновении мужа и двух своих детей, не раз показала себя как жесткая и мудрая правительница своего маленького государства.

3. Приворот (миф о Нине)

Игорь, второй внук Павла и Анны, вернувшись к жене и дочери со Второй мировой, недолго с ними пробыл: ушел к Нине воспитывать ее сына и осиротевшего племянника. С Ниной Игорь завел потом еще двоих общих детей.
От первой жены Игорь уходил трудно, обливаясь горючими слезами, вспоминал ее всю жизнь с нежностью, а Нину за глаза величал «фашисткой». Но не мог от нее оторваться, преодолеть приворотную силу. Говорили, Нина опоила его зельем. Лариса же убеждена, что сила Нины заключалась в несгибаемой воле и поразительном шарме, даже в старости не утраченном.

Третий внук Павла и Анны, Андрей, тоже бросил первую жену под влиянием роковой страсти, но так и остался холостяком, не оставив потомства: Раиса уже была замужем.
Раиса не хотела жить без Андрея, но и без собственного мужа, с которым растила детей, тоже не могла. А тот то ли не хотел, то ли не мог то ли без детей, то ли без Раисы. Так и стали жить: милое семейство и Андрей – в соседней комнате коммуналки.
С законным мужем Андрей дружил, вместе дачу Раисе строили. Муж так Раису и величал – «наша дама». А Андрей, написав книгу по искусствоведению, взял Раису в соавторы. С тех пор Соавтором та и стала его называть в шутку.
На похороны Андрея законный муж Раисы с трудом ее сопровождал, сам полупарализованный к тому времени. На вопрос Ларисы, как он решился выйти из дома, старик неожиданно лукаво блеснул глазами: «Как же я мог не пойти?!»

Эти четыре мифа – хотя только один из них относился к жизни кровной родственницы – юная Лара воспринимала как базовые при построении собственного образа брачных отношений. Ларисина мать, в своем заурядном единственном браке, видимо, тосковавшая по чему-то, романтизировала истории дамского адюльтера, внушив их дочери скорее как образцы для подражания.
Героинями «мифов Кибелы», безусловно, были женщины-Победительницы. Красивые и страстные, свободные в любви, но отнюдь не легкомысленные, они вполне прагматично выбирали себе спутников жизни. Поскольку дети и благосостояние собственной семьи определенно входили в систему ценностей этих женщин, от мужей они ждали терпимости, привязанности к дому, готовности содержать домочадцев. Во всех мужчинах, оказавшихся в тени четырех легендарных особ, можно предположить глубину чувства за внешней сдержанностью.
Воображая себя «женщиной-вамп» в будущем, шестнадцатилетняя Лариса встретила Сергея, который первые годы брака, действительно, соответствовал ее сознательным ожиданиям.
Но Лариса сама обманывала собственные надежды. Пережив после свадьбы два-три легких платонических увлечения, она что-то не спешила впадать в «цыганские страсти», а, напротив, все более привязывалась к дочке и милому, кроткому Сергею. Должно быть, и Сергей, некогда влюбившийся в насмешливую красавицу Ларису, перестал узнавать ее в своей «домашней» жене. Сценарная потребность в «роковой женщине» увлекла его, наконец, на путь адюльтера от Ларисы, переставшей таковой казаться.
А Лариса внезапно прозрела, обнаружив себя обманутой женой. Она вдруг заметила четырех мужчин, своих дедов, и, по меньшей мере, еще трех безответных женщин – жертв темперамента или расчета «любимых» Ларисиных героинь. Вдруг оказалось, что именно с «жертвами» Ларисе приходится отождествлять себя. Как сфинксы, люди эти были загадочны и безличны, они не давали ответа Ларисе, как ей теперь поступать. Если терпеть, то почему?

И в новом свете предстали тогда «говорящие» ее сердцу образы еще двух родственниц (по другой линии) – сестры деда Полины и Любови, Полининой золовки.

1. Красавица (миф о Полине)

Полина, блестящая красавица, на которую заглядывались прохожие, источала аромат Праздника. Выйдя замуж совсем молоденькой девушкой за человека старше себя, она получила возможность снова окунуться в достаток, к которому привыкла с детства, когда, единственная из своей бедной семьи, воспитывалась в доме тетки, богатой купчихи.
Таким образом, материальная база оказалась благодатна для проявления природных веселости и кокетства Полины. А постоянное пребывание мужа в деловых разъездах способствовало учащению буйных пиров в знаменитом московском доме. По количеству поклонников с Полиной могла соперничать разве что Люба, сестра ее мужа, ставшая ближайшей подругой.
Овдовев незадолго до Великой Отечественной войны, Полина вышла замуж второй раз – по безумной любви, которая изменила весь стиль ее жизни. Роскошь была сведена мужем к минимуму, веселые компании – к обществу бывшей золовки и сына. (Сын вскоре погиб в ополчении.) А кавалеры получили отставку: Полина жила только мужем, прощала тому измены и сама оставалась ему верна. Полина сделалась образцовой сиделкой у постели долго и трудно умиравшего, однако памяти его изменила: себя похоронить завещала с первым мужем.

2. Старшая жена (миф о Любови)

Эта «сказка» о сестре первого мужа Полины, о подруге ее по разгульным пирам, такая же страшная, как «Соавтор». Этими двумя сказками Ларису можно было пугать на ночь, по ее признанию.
Хорошенькая Любочка, не страдавшая от отсутствия женихов, выбрала самого настойчивого из них, покорившего ее своим бешеным и властным нравом. С тем же напором муж делал карьеру. И к тому времени, как любовь его к Любе остыла, оказалось, что официальный развод ему не к лицу, то есть не к общественному лицу – «моральному облику строителя»… Тогда и заключил муж с Любой сделку: он ей – личную свободу и все материальные блага своего положения, она ему – «неделание» публичного скандала из того, что живет он на два дома: с Любовью, женой законной и старшей, и с любовью фактической, поселенной им – для удобства – через улицу.
Люба заливала обиду вином и мужским вниманием, а прожила «старшей женой» не один десяток лет. Кто говорил, что из корысти – ведь у нее дети росли, и только Полина знала, что сильно любит мужа ее подруга.
Две эти последние истории как-то совместились в восприятии Лары. Дедова сестра Полина, в пером браке сиявшая в ряду «женщин Кибелы», теперь навязчиво являлась печальной «рабой любви» и обстоятельств в своем втором браке. Теперь почти казалось, что Любина трагедия разыгралась в жизни самой Полины.
Да что там Полины! В жизни самой Ларисы! Это она, Лариса, прежде любимая и избалованная, вчера видела, замерзая на автобусной остановке, как муж вез в машине свою «подругу». Это она, Лариса, сегодня вскружила кому-то голову в гостях – чтобы узнать, способна ли еще, и чтобы не одной возвращаться по ночным улицам.
Это она сегодня много смеялась и залила шампанским вечернее черное платье… Потому что… потому что муж сказал, что та женщина родила от него сына.

III . Мифы Гекаты

1. О законной и благодатной (миф про Веру)

На веселые пиры молодой Полины всегда званы были ее братья. Там и увлекся один из них некоей особой. Оставив законную жену Веру и дочь, пропал на три года. И вторую дочку завел – уже не с законной, а с «благодатной» супругой.
Когда же надумал вернуться к Вере, та его и на порог не пустила. Сказала: «Одному ребенку ты уже причинил горе, так не делай несчастным другого!» Муж стал жить со второй семьей, но с Верой разводиться не захотел: долго еще надеялся, что та сменит гнев на милость.
Однако Вера была непреклонна. Много работала ради дочери, мужчин в ее жизни больше не было. Да и дочь замуж не вышла, сидела в старости с внуками единокровной сестры, которой – в память отца – помогала.

Сергей приходил теперь почти каждый вечер, гулял с их собакой, занимался с дочкой и жаловался Ларисе на тяжелый характер сожительницы. Лариса даже перестала понимать, что теперь сильнее душит ее по утрам – боль утраты или отвращение к мужу.
Величественная фраза, произнесенная некогда неведомой Верой, уже готовилась слететь и с Ларисиных губ. В себе не находя оснований желать особенного счастья чужому непрошеному сыну, в альтруизм Верин Лара не верила. То была месть, конечно. И сцена окончательного изгнания мужа из рая, каковым сегодня представлялся уже Сергею их с Ларисой дом, пленяла воображение покинутой жены.
Но вот останется ли рай раем, сможет ли стать им снова, лишившись Адама? Верин опыт, да и опыт нескольких подруг Ларисиной матери показывал, что избежание зла в лице предателя-мужа само по себе вовсе не гарантирует от других зол: одиночества, безденежья, унизительных зависимостей.
Гордо указав на дверь запутавшемуся в своих долгах и чувствах супругу, Лариса, как ей теперь стало ясно, не учла главного – интересов дочери и собственных, с нею связанных. Маленькая дочь долго не позволит Ларисе быть свободной, даже от своего отца, даже после Ларисиного с ним развода.
Так что же – выбор из двух зол? Терпеть, как Люба, или тянуть лямку, как Вера?
Путь Гекаты – путь мести и деструкции брака. Быть может, не только собственного, но и грядущего дочернего. А Верин путь – лишь одна из трех дорог Гекаты-Тривии.
Вот вторая.

1. Крах журналиста (миф о Софье)

Из двух влюбленных в нее братьев (сыновей «пани цыганки») 26-летняя Софья выбрала младшего, 18-летнего Георгия. В браке с ним родила троих сыновей (см. мифы 1.2–1.4.) и дочь, Ларисину бабку.
В отличие от своей свекрови и будущих снох, Софья не отличалась красотой, зато превосходила их всех энергией и практической сметкой. На ней держался дом.
Муж, до революции 1917 г. упражнявший свои литературные дарования в разных газетах, после почти уже ничего не зарабатывал. Держался (да и выглядел), скорее, как младший брат Софьи, а не муж.
Роман, захвативший Георгия лет пятнадцать спустя женитьбы, имел трагикомичный, на взгляд Ларисы, финал, казавшийся и профессиональным крахом Георгия-журналиста. Софья диктовала прощальное послание, а Георгий писал: «Милая Люся, я люблю тебя и вечно буду помнить, но четверо детей… жена… долг…» (и т.д. и т.п.)
Софья однажды услышала, что загулял ее брат. «Ничего, мы его вернем, – заверила невестку Софья. – Купи себе новую шляпку и приходи ко мне по ночам чай пить!»
Неделю, другую муж приходит за полночь, а жена – под утро (довольная и в шляпке). Призадумался Софьин брат, стал за женой следить, выследил, наконец, у родной сестры. И все у них на лад пошло.
Семейные предания Ларисы умалчивают о том, сколько шляпок сменила сама Софья, прежде чем начать диктовку (и сколько слез пролила). Зато известно, что в Великую Отечественную только трудами Софьи не голодали ее семья и вся родня мужа.

2. «Ольга Георгиевна» (миф про Ольгу)

В тридцатые годы Софья запретила дочери принять предложение того, кого Ольга любила: социальное происхождение его было по тем временам опасно. А Софья не затем «маскировала» после семнадцатого года дворянство своего мужа, чтобы теперь иметь проблемы с зятем.
Ольга послушалась, а ее любимый уехал в другой город и там быстро женился – в пику отвергшей его невесте. Тогда и Ольга поспешила выйти замуж за будущего Лариного деда, пожалев недавно осиротевшего скромного Алешу.
Ольга днями была на работе, вечерами училась. Алексей, скучая, все чаще захаживал к сестре – той самой пирами славной красавице Полине. Он стал уже сутками там пропадать, когда Ольга, не желая разделить участь Веры, явилась к золовке и – раз и навсегда – извлекла мужа из «вертепа».
Рождение Ларисиной матери совпало с несчастным случаем, постигшим Алексея. Оставив работу по инвалидности, он занялся воспитанием дочки. Вкусно готовил, придумывал сказки и в одиночестве попивал.
Ольга же посвятила себя заработку и научной карьере.
Ее бывший жених раз в год бывал проездом в Москве и с некоторых пор всякий раз стал звонить Ольге. Они встречались на пару часов и, кажется, оба год жили этой встречей. Еще три раза Ольга отклоняла предложение любимого: потому что дети еще маленькие; когда дети выросли – потому что она не может бросить инвалида мужа; наконец, когда овдовела – потому что не хочет разбить жизнь другой женщины. Слишком порядочная была? Слишком гордая? Или слишком боялась?..
Последний «визит проездом» не застал Ольгу в живых.
«Миф про Ольгу» Лариса узнала позже, от матери. В детстве же видела бабушку в ее комнате, заваленной рукописями и книгами, в институте, где все ее знали, видела смеющейся в кругу студентов, табунившихся за седовласой обожаемой «Ольгой Георгиевной».

Почтенный образ бабушки Ольги не вязался как-то ни с семейной жизнью, ни тем более с легкомыслием любви в представлении Ларисы. Странно, что именно молодую бабку – в материнском изложении – все больше стала напоминать себе Лара с того дня, как вернула Сергея дочери.
«Положив на место» то, что, оказывается, плохо лежало, потому и было украдено у нее, Лариса спросила себя, как смогут они с мужем жить дальше. Неожиданным ответом стало то, что Лара затеяла писать диссертацию, до ночи пропадала по клиникам и библиотекам, стараясь как можно меньше с Сергеем пересекаться.
Сергей же охотно впрягся в домашние заботы, ощутив себя снова в своей тарелке. И начал время от времени навещать «вторую семью», боязливо скрывая это от Ларисы. Та знала и не отказывала себе в удовольствии иногда «пугнуть» мужа неожиданным проявлением осведомленности. Но боли уже не чувствовала: потерявши голову, по волосам не плачут. Явилась жалость: Сергей казался затравленным озябшим существом, жмущимся к родному очагу.

Утолив в себе жажду мстительной Гекаты, почти утешив негодующую Геру и, кажется, уже к Афине, целомудренной и рациональной, обратив внутренний взор, Лариса вдруг оглянулась на смертных – Анну, Зою, Нину…
Она подумала, что считанные годы в жизни этих женщин были отданы любви, а каждой долгий век был отпущен. Никто не знает, как провели они череду лет, какие иллюзии испытали, какие разочарования. Какие они проглотили обиды и какие мозоли натерли на их ладонях вожжи семейной упряжки…
Царственный блеск и твердая рука этих женщин, насмешливо взиравших на «физические» измены преданных мужей, – в каком огне закалились? «Земной любови недовесок», выражаясь стихом М. Цветаевой, гнал их в «цыганский табор», отказ «слезой солить» его и там приводил домой.
Лариса заподозрила, что, обойдя хоровод богинь, взглянув каждой в лицо, она опять приблизилась – только с черного хода – к наивному идеалу своей юности, образу «роковой женщины», манившему сияющим фасадом. Круг богинь замкнулся: в циничной Кибеле сквозило видение Геры (пробовавшей однажды родить дитя без Зевса), Геката скользила вослед Афродите, та милостиво сменяла Кибелу.
В каждой реальной женской судьбе танец богинь не прерывался. Лишь мифы, как старые снимки, являли застывшие па. Очередное рождение в мир все приводило в движение.
Утешительно всякое новое открытие, что земля бесконечно кругла, как замкнуто и коловращение образов нашей души. «Хоровод богинь» вселил в Ларису надежду на возрождение.

V . Миф назидательный

Чужая сказка

Вдоль чешской дороги стоят рядом одиннадцать простых деревянных крестов. Они поставлены там, по преданию, в память расстрелянного свадебного поезда. Дело было так: девушка вылечила раненного охотника и обещала стать его женой. Но изменила данному слову: собралась замуж за другого. Охотник не пощадил свою спасительницу: спрятавшись в лесу у дороги, он застрелил молодых после венчания, перебил восьмерых их родственников, а одиннадцатую пулю послал себе в сердце.

Когда я рассказала Ларисе эту легенду, мы обе уже знали, что она может быть только «чужой сказкой». Смерть, истребление рода разомкнут божественный хоровод. На «мертвый» миф некому будет смотреть из будущего. Никто в него не вдохнет жизнь.
Собственно, некому будет создать этот миф. Потому что связь жизни с мифологией – обратная причинно-следственной. Эта связь определяет зависимость прошлого от настоящего, а не наоборот.
Не бывает четко прописанного сценария и его реализации. Однако человек нуждается в сценарной интерпретации мифа, меняющейся в зависимости от жизненного опыта. Диапазон возможностей человека постепенно вскрывает в мифе соразмерный диапазон архетипических моделей. Узнавание происходит, как правило, постфактум, поэтому рискованно пророчить. Но обратить человека к мифологии – этнической ли, семейной – полезно: взгляд в вечное поможет организовать хаос настоящего в направлении будущего.
«Я почувствовала, как тени моих предков обступили меня почти осязаемым хранительным кругом, спасая от беспомощности перед лицом разразившейся беды», – написала мне Лариса после завершения наших с ней встреч.

Практически все теории профессионального развития имеют своей целью предсказание следующего: направление профессионального выбора, построение карьерных планов, реальность профессиональных достижений, особенности профессионального поведения на работе, наличие удовлетворенности от профессионального труда, эффективность образовательного поведения личности, стабильность или смена рабочего места, профессии.

Рассмотрим некоторые направления, теории профессионального развития личности, в которых обсуждается сущность и детерминация профессиональных выборов и достижений.

Психодинамическое направление, имея своей теоретической основой работы З.Фрейда, обращается к решению вопросов детерминации профессионального выбора и удовлетворенности личности в профессии, исходя из признания определяющего влияния на всю последующую судьбу человека его раннего детского опыта. Профессиональный выбор и последующее профессиональное поведение человека объясняются как обусловленные рядом факторов: 1) структурой складывающихся в раннем детстве потребностей; 2) опытом ранней детской сексуальности; 3) сублимацией как общественно полезного смещения энергии основных влечений человека и как процесса защиты от заболеваний из-за фрустрации основных потребностей; 4) проявлением комплекса маскулинности (З.Фрейд, К. Хорни), "зависти к материнству" (К.Хорни), комплекса неполноценности (А.Адлер).

Сценарная теория, развиваемая с середины 50-х гг. американским психотерапевтом Э. Берном, объясняет процесс выбора профессии и профессионального поведения тем сценарием, который формируется в раннем детстве.

В сценарной теории утверждается, что сравнительно малое число людей достигает полной автономии в жизни; в важнейших аспектах жизни (брак, воспитание детей, выбор профессии и карьера, развод и даже способ смерти) люди руководствуются сценарием, т.е. программой поступательного развития, своеобразным жизненным планом, выработанным в раннем детстве (до 6-летнего возраста) под влиянием родителей и определяющим поведение человека.

Для того, чтобы "хорошие" карьерные сценарии действительно имели место, необходимо выполнение ряда условий: родители желают передать, а ребенок готов, предрасположен к принятию этого сценария; у ребенка должны быть развиты соответствующие сценарию способности и не противоречащие содержанию сценария жизненные события; оба родителя должны иметь собственные сценарии "победителей" (т.е. их собственные сценарии и антисценарии совпадают).

В структурном разделе сценарной теории дается объяснение содержанию профессиональных выборов в связи со строением личности субъекта и доминированием одного из состояний "Я" (Родителя, Взрослого, Ребенка). Для некоторых людей доминирующее состояние "Я" становится "главной характеристикой их профессии: священники - в основном Родители; диагносты - Взрослые; клоуны - Дети". Личность, ведущая себя как догматический Родитель - напряженно работающий и обладающий чувством долга человек, осуждающий, критикующий других и манипулирующий другими, как правило, выбирает профессии, связанные с реализацией власти над другими людьми (военные, домохозяйки, политики, президенты компаний, священнослужители). Личность, ведущая себя как постоянный Взрослый, беспристрастна, сосредоточена на фактах и логике, стремится обработать и классифицировать информацию в соответствии с предыдущим опытом. Такие личности выбирают профессии, где не надо иметь дело с людьми, где ценится абстрактное мышление (экономика, вычислительная техника, химия, физика, математика). Согласно теории профессионального развития Д. Съюпе-ра, индивидуальные профессиональные предпочтения и типы карьер можно рассматривать как попытки человека осуществлять Я-концепцию, представленную всеми теми утверждениями, которые личность желает сказать о себе. Все те утверждения, которые субъект может сказать относительно профессии, определяют его профессиональную Я-концепцию. Те характеристики, которые являются общими как для его общей Я-концепции, так и для его профессиональной Я-концепции, образуют словарь понятий, который может быть использован для предсказания профессионального выбора. Так, например, если субъект думает о себе как об активном, общительном, деловом и ярком человеке и если он думает о юристах в таких же понятиях, он может стать юристом.

Теория профессионального выбора американского исследователя Холланда, развиваемая с начала 70-х гг., выдвигает положение, что профессиональный выбор обусловлен тем, какой тип личности сформировался.

В западной культуре можно выделить б типов личности: реалистический, исследовательский, артистический, социальный, предпринимательский, конвенциальный. Каждый тип - продукт типичного взаимодействия между многообразием культурных и личностных факторов, включая родителей, социальный класс, физическое окружение, наследственность. Из этого опыта личность выучивается предпочитать некоторые виды деятельности, которые могут стать сильными увлечениями, приведут к формированию определенных способностей, обусловят внутренний выбор определенной профессии:

1. Реалистический тип имеет следующие характеристики: честный, открытый, мужественный, материалистический, настойчивый, практичный, бережливый. Его основные ценности: конкретные вещи, деньги, сила, статус. Он предпочитает ясные, приказные по характеру работы, связанные с систематической манипуляцией с объектами, избегает преподавательской и терапевтической видов деятельности, связанных с социальными ситуациями. Он отдает предпочтение занятиям, требующим моторных навыков, ловкости, конкретности. В профессиональном выборе реалистического типа: сельское хозяйство (агроном, животновод, садовод), механика, техника, электротехника, мануальные работы.

2. Исследовательский тип имеет следующие характеристики: аналитический, осторожный, критический, интеллектуальный, интроверт, методичный, точный, рациональный, непритязательный, независимый, любопытный. Его основные ценности: наука. Он предпочитает исследовательские профессии и ситуации, связанные с систематическим наблюдением, творческими исследованиями биологических, физических, культурных феноменов для контроля и понимания этих феноменов. Избегает предпринимательских видов деятельности.

3. Социальный тип имеет следующие характеристики: лидерство, общительность, дружелюбие, понимающий, убеждающий, ответственный. Его основные ценности: социальные и этические. Он предпочитает деятельность, связанную с воздействием на других людей (учить, информировать, просвещать, развивать, лечить). Осознает себя как обладающего преподавательскими способностями, готового помочь, понять других. В профессиональном выборе у этого типа: педагогика, социальное обеспечение, медицина, клиническая психология, профконсультирование. Он решает проблемы, опираясь главным образом на эмоции, чувства, умение общаться.

4. Артистический (художественный, креативный) тип: эмоциональный, с богатым воображением, импульсивный, непрактичный, оригинальный, имеющий гибкость, независимость решения. Его основные ценности - эстетические качества. Он предпочитает свободные, несистематизированные виды деятельности, предпочитает занятия творческого характера - музицирование, живопись, литературное творчество. Вербальные способности преобладают над математическими. Избегает систематизированных точных видов деятельности, бизнеса, клерковских занятий. Осознает себя как экспрессивную, оригинальную и независимую личность. В профессиональном выборе - искусство, музыка, язык, драматургия.

5. Предпринимательский тип: рискованный, энергичный, властный, амбиозный, общительный, импульсивный, оптимистичный, ищущий удовольствий, любящий приключения. Его основные ценности - политические и экономические достижения. Предпринимательский тип предпочитает такие виды деятельности, которые позволяют манипулировать другими людьми для достижения организационных целей и экономических выгод. Избегает монотонной умственной работы, однозначных ситуаций, занятий, связанных с ручным трудом. Предпочитают задачи, связанные с руководством, статусом и властью. В профессиональном выборе: все виды предпринимательства.

6. Конвенциальный тип обладает следующими характеристиками: конформный, добросовестный, умелый, негибкий, сдержанный, послушный, практичный, склонный к порядку. Основные ценности - экономические достижения. Отдает предпочтение четко структурированным видам деятельности, в которых необходимо манипулировать с цифрами в соответствии с предписаниями и инструкциями. Подход к проблемам носит стереотипный, практический и конкретный характер. Спонтанность и оригинальность не присущи, более характерны консерватизм, зависимость. Предпочитаются профессии, связанные с канцелярией и расчетами: машинопись, бухгалтерия, экономика. Математические способности развиты больше вербальных. Это слабый руководитель, поскольку его решения зависят от окружающих его людей. В профессиональном выборе у конвенционального типа - банковская служба, статистика, программирование, экономика.

Каждый тип стремится окружить себя определенными людьми, объектами, нацелен на решение определенных проблем, т.е. создает соответствующую своему типу среду.

Теория компромисса с реальностью Гинзберга.

В своей теории Эли Гинзберг обращает особое внимание на тот факт, что выбор профессии - развивающийся процесс, все происходит не мгновенно, а в течение длительного периода. Этот процесс включает в себя серию "промежуточных решений", совокупность которых и приводит к окончательному решению. Каждое промежуточное решение важно, так как оно в дальнейшем ограничивает свободу выбора и возможность достижения новых целей. Гинзберг выделяет в процессе профессионального выбора три стадии:

1. Стадия фантазии продолжается у ребенка до 11-летнего возраста. В этот период дети воображают, кем они хотят быть, независимо от реальных потребностей, способностей, подготовки, возможности получить работу по данной специальности или иных реалистических соображений.

2. Гипотетическая стадия длится с 11- до 17-летнего возраста и подразделяется на 4 периода. В период интереса, с 11 до 12 лет, дети делают свой выбор, главным образом руководствуясь своими склонностями и интересами. Второй период способностей, с 13 до 14 лет, характеризуется тем, что подростки больше узнают о требованиях, предъявляемых данной профессией, приносимых ею материальных благах, а также о различных способах обучения и подготовки, и начинают думать о своих способностях применительно к требованиям той или иной профессии. В течение третьего периода, периода оценки, от 15 до 16 лет, молодые люди пытаются "примерить" те или иные профессии к собственным интересам и ценностям, сопоставляют предъявляемые данной профессией требования со своей ценностной ориентацией и реальными возможностями. Последний, четвертый период, - переходный (около 17 лет), в течение которого осуществляется переход от гипотетического подхода к выбору профессии к реалистическому, под давлением школы, сверстников, родителей, коллег и прочих обстоятельств на момент окончания среднего учебного заведения.

3. Реалистическая стадия (от 17 лет и старше) характеризуется тем, что подростки стараются принять окончательное решение - выбрать профессию. Эта стадия делится на период исследования (17-18 лет), когда прилагаются активные усилия для приобретения более глубоких знаний и понимания; период кристаллизации (между 19 и 21 годами), во время которого значительно сужается диапазон выбора и определяется основное направление будущей деятельности, и период специализации, когда общий выбор, например профессии физика, уточняется выбором конкретной узкой специализации.

У подростков из менее обеспеченных семей период кристаллизации наступает раньше. Первые два периода - фантазии и гипотетический - протекают одинаково у юношей и девушек, а переход к реализму наступает раньше у менее материально обеспеченных юношей, но планы девушек отличаются большой гибкостью и разнообразием. Исследования показывают, что точные возрастные границы периодов профессионального самоопределения трудно установить - существуют большие индивидуальные вариации: некоторые молодые люди определяются в выборе еще до окончания школы, к другим зрелость профессионального выбора приходит лишь к 30 годам. А некоторые продолжают менять профессии в течении всей жизни. Гинзберг признал, что выбор карьеры не заканчивается с выбором первой профессии и что некоторые люди меняют род профессий на протяжении всей трудовой деятельности. Причем представители малоимущих социальных групп, национальных меньшинств менее свободны в выборе профессии, чем выходцы из более обеспеченных социальных групп. Ряд людей вынуждены по социальным и прочим причинам менять свои профессии в течение всей жизни, но существует группа людей, которые самопроизвольно меняют профессии из-за особенностей личности или из-за того, что слишком ориентированы на удовольствия и это не позволяет пойти на необходимый компромисс.

Исследуя проблему, кто влияет на выбор профессии, следует рассмотреть множество факторов:

1 - влияние родителей, которые разными способами оказывают свое воздействие: прямое наследование профессии родителей, продолжение семейного бизнеса; родители оказывают влияние, обучая своей профессии; родители влияют на интересы и занятия детей с самого раннего возраста, поощряя или осуждая их интересы и увлечения, воздействуя своей семейной атмосферой; родители воздействуют своим примером; родители направляют, или ограничивают выбор своих детей, настаивая на продолжении или прекращении обучения, на определенной школе или вузе, определенной специализации (внутренние мотивы родителей могут быть при этом различны: неосознанное желание родителей осуществить свои профессиональные мечты через детей; неверие в возможности ребенка; материальные соображения; желание, чтобы ребенок достиг более высокого социального статуса и пр.); на выбор детей оказывает влияние также то, как родители оценивают тот или иной вид деятельности, определенные профессии. Когда уровень образования матери или профессиональный статус отца достаточно высоки, это способствует согласию детей с их мнением по поводу выбора профессии.

2 - влияние друзей и учителей. Фактически большинство молодых людей согласуют свои профессиональные планы и с родителями, и с друзьями (под влиянием друзей могут за компанию идти в то или иное учебное профессиональное учреждение). 39% опрошенных отмечают, что на их профессиональный выбор оказали влияние учителя в старших классах. Но влияние родителей сильнее, чем влияние учителей.

3 - полоролевые стетертипы. На выбор молодыми людьми специальности в значительной степени влияют ожидания общества по поводу того, какую работу должны осуществлять мужчины, а какую - женщины. Полоролевые стереотипы могут способствовать тому, что юноши проявляют больший интерес к научно-техническим дисциплинам, а девушки более склонны к сфере искусства или обслуживания.

4 - уровень умственных способностей. Важным фактором профессионального выбора являются умственные способности, уровень интеллекта молодого человека, который определяет его способность принимать решения. Многие юноши делают нереалистические выборы, мечтают о высокопрестижных профессиях, для которых у них нет необходимых данных. Способность человека достичь успеха в выбранной работе зависит от уровня его интеллекта. Ряд специалистов считают, что для каждой профессии существуют свои критические параметры интеллекта, поэтому люди с более низким интеллектом успешно справиться с данной профессией не смогут. Но высокий коэффициент интеллекта еще не гарантия профессионального успеха. Интерес, мотивация, другие способности и личные качества определяет его успех не в меньшей степени, чем интеллект. Различные профессии требуют специфических способностей. Наличие определенных способностей может оказаться решающим фактором для достижения быстрого успеха в избранной сфере деятельности, дает возможность получить хорошие результаты после соответствующего обучения и приобретения необходимого опыта.

5 - структура интересов человека. Интерес является еще одним важным фактором успеха в профессиональной деятельности. Исследования показывают, что чем более люди заинтересованы в выполняемой ими работе, тем лучше будут результаты их труда. Вероятность успеха при прочих равных условиях выше у тех из начинающих свою карьеру работников, чьи интересы в большей степени подобны интересам тех, кто уже добился призвания в данной области. На этом основано тестирование интереса к профессии: для предсказания успеха оценивается сходство групп интересов тестируемых с интересами людей, добившихся успеха в какой-либо области. С интересом к избранной области должны сочетаться и интеллект, и способности, и возможности, и другие факторы. Например, заинтересованность в той или иной деятельности еще не означает, что существуют вакансии, позволяющие ею заниматься, т.е. наличие интереса и свободных рабочих мест не всегда совпадают. В условиях рыночной экономики необходимо учитывать социально-экономический спрос на ту или иную профессшо, реальные возможности обучения и трудоустройства по данной профессии, ее материальную и социальную значимость. Чем выше социально-экономический статус обучаемых, тем более престижными профессиями они намереваются овладеть. Профессиональные устремления зависят как от социального статуса, так и от интеллектуальных способностей и школьной успеваемости молодого человека. Следует учесть, что и уровень взаимозависимости между интересом и пригодностью к той или иной профессии относительно невысок.

Правильное выявление профессиональных интересов и склонностей является важнейшим прогностическим фактором профессиональной удовлетворенности. Причиной неадекватного выбора профессии могут быть как внешние (социальные) факторы, связанные с невозможностью осуществить профессиональный выбор по интересам, так и внутренние (психологические) факторы, связанные с недостаточным осознанием своих профессиональных склонностей или с неадекватным представлением о содержании будущей профессиональной деятельности. Часто исследования профессиональных интересов студентов показывают, что у 70% учащихся доминирующие профессиональные интересы лежат вне сферы избранной и осваиваемой ими профессии. Совершенно очевидно, что это скажется не только на уровне профессионального обучения, но и впоследствии на эффективности профессиональной деятельности.

Сценарная теория Э. Берна.

Сценарная теория, развиваемая с середины 50-х годов американским психотерапевтом Э. Берном, объясняет процесс выбора профессии и профессионального поведения тем сценарием, который формируется в раннем детстве. В сценарной теории утверждается, что сравнительно малое число людей достигает полной автономии в жизни; в важнейших аспектах жизни (выбор профессии, брак, воспитание детей и т.д.) люди руководствуются сценарием, т.е. программой поступательного развития, своеобразным жизненным планом, выработанным в детстве (до 6-летнего возраста) под влиянием родителей и определенным поведением человека.

Сценарная теория обращает внимание на то, что человек, руководствующийся неосознанно сценарием, не является субъектом выбора профессии.

Теория профессионального развития Д. Сьюпера.

По мнению Д. Сьюпера, индивидуальные предпочтения и типы карьер можно рассматривать, как попытки человека осуществлять Я-концепцию. Я-концепция представлена всеми теми утверждениями, которые личность желает сказать о себе. Все те утверждения, которые субъект может сказать относительно профессии, определяют его профессиональную Я-концепцию. Профессиональная Я-концепция может быть также получена путем ранжирования профессий по степени их привлекательности или путем принятия действительной профессии испытуемого за утверждение его Я-концепции. Таким образом, многочисленные профессиональные выборы могут быть в разной степени совместимы с личностными Я-концепциями. Субъект выбирает профессию, требования которой обеспечат ему выполнение согласующейся с его Я-концепцией роли.

Выбор профессии – это непростое решение, которое открывает человеку путь во взрослую жизнь. Один из известнейших психологов ХХ столетия Альфред Адлер отмечает, что это одна из трех жизненно важных проблем: существование в обществе, вопрос профессиональной деятельности, вопрос любви и брака .

Альфред Адлер
(1870-1937)

Зачастую, решение по выбору профессии принимается, исходя из социальных, семейных, личностных, финансовых и других аспектов жизни. Тем не менее, с психоаналитической точки зрения профессия может быть представлена как один из способов сублимации, то есть социально желательного выражения энергии либидо.

В целом, вся концепция психоанализа основана на идее энергии, которая у разных авторов приобретает разные оттенки (у Фрейда – это сексуальная энергия, у Юнга – жизненная энергия, а у Адлера – энергия компенсации чувства неполноценности).

Возвращаясь к идее выбора профессии, путь, который избрал человек, начинает проявляться ещё в детстве, прежде всего в играх и подражании взрослым, где уже можно увидеть склонности к той или иной профессиональной деятельности, которая является воплощением свойственных ребенку природных потребностей или влечений.

Так, например, один ребенок будет пытаться помочь всем вокруг, а другой – наоборот, будет избегать общения. Все эти особенности и есть проявления жизненного стиля, который формируется очень рано (в возрасте пяти лет) и, в дальнейшем, существенным образом не изменяется (следуя теории Адлера). Это не означает, что работать над собой не нужно, но при этом нужно учитывать свои индивидуальные особенности.

Также, одной из «дочерних» теорий психоанализа является сценарная концепция Эрика Берна , суть которой в том, что выбор профессии происходит по сценарию, который транслируется ребенку родителями, а также зависит от жизненной позиции самого ребенка.

Сам термин «жизненная позиция» знакомит нас с ещё одной теорией этого же автора – трансакционным анализом (от лат. transactio – соглашение, договор). Данные теории тесно связаны, потому что используют одни и те же понятия и созданы одним автором.

Итак, трансакционный анализ описывает типичные ситуации взаимодействия людей в социуме и быту, используя при этом такие жизненные позиции (если обозначенные черты постоянно присущи человеку) или состояния Эго (если позиция ситуативная) как Родитель, Взрослый и Ребенок.

Например, жизненная позиция «Родитель» подразумевает ответственность, серьёзность и взвешенность в решениях, а Эго-состояние «Родитель» – наличие определённого опыта и соответствующих черт только в конкретной ситуации или контексте.

Позиция «Ребенок» подразумевает определённый инфантилизм и ожидание активных действий от других, неспособность взять на себя ответственность, оправдание собственной вины и т.д. А позиция «Взрослого», наоборот, направлена к реальности, но не имеет того покровительского оттенка, как у «Родителя», характеризуется социальной зрелостью и способностью к принятию адекватных решений.

Другим важным элементом трансакционного анализа являются сами трансакции, то есть взаимодействия разных ситуативных Эго-состояний. Трансакции могут быть: дополняющими (партнёры по общению адекватно воспринимают роли друг друга, подстраиваясь друг к другу и не требуя изменения поведения партнёра), пересекающимися (потенциально конфликтные трансакции, так как партнёры не воспринимают роли друг друга или же не хотят принимать навязанную партнёром позицию), скрытыми (со стороны взаимодействие партнёров выглядит иначе, чем оно воспринимается самими участниками коммуникативного процесса; то есть такие трансакции имеют явный и скрытый уровни, при этом скрытый осознается только партнёрами по общению).

Однако, данная информация полезна, скорее, в повседневной жизни, нежели при выборе профессии, но это тоже не менее интересная часть теории Э. Берна.

Возвращаясь к вопросу выбора профессии и сценарной теории , обозначим, что можно рассматривать роли Родителя, Ребёнка и Взрослого не как ситуативные, а как стилевые, стабильно присущие человеку.

В таком случае они могут существенно повлиять на выбор профессии, потому как человек, зная свои индивидуальные особенности, создает «Я-образ» (собственное представление о себе), который должен совпадать с аналогичным образом выбранной профессии. Последний также создан самим человеком на основании знаний о профессии и стереотипов, потому он не всегда может быть адекватен реальности (но это уже другой вопрос).

Тем не менее, если эти образы не совпадают, то человек не будет чувствовать себя комфортно «в роли» профессионала и в профессиональной среде в целом. Это может спровоцировать в человеке внутренний конфликт. Но тогда возникает вопрос: почему он избрал эту профессию? Ответ скрыт в сценарной теории .

Мюриэл Джеймс (Muriel James) и
Дороти Джонгвард (Dorothy Jongeward)

Как утверждают Мюриэл Джеймс и Дороти Джонгвард , комментарии родителей по типу: «Из тебя выйдет хороший доктор», «Ты просто прирождённая актриса», «Не быть тебе певцом» – это профессиональные сценарии , которые приписываются родителями ребёнку или могут транслироваться другими значимыми людьми.

Однако, иногда такие сценарии являются деструктивными («Ты никогда не найдёшь себе работу»), тогда у человека могут возникнуть проблемы в профессиональной сфере. Здесь на помощь приходят контрсценарии , которые человек может построить с психологом или терапевтом, или же создать самостоятельно.

Контрсценарии – это «кнопки перезапуска жизни», которые дают возможность совершить то, что «запретили» своим сценарием родители, то есть, изменить подаренный ими в детстве сценарий.

Это было небольшое ознакомление с психоаналитическими теориями, а теперь поразмыслим о том, как именно наши собственные склонности, способности и нужды вместе со сценариями родителей синтезируются в окончательный выбор профессии? Ведь каждая теория стремится выделить и объяснить какой-то один аспект жизни, тогда как в реальности все элементы объединены в систему, где взаимодействуют друг с другом.

При этом влияние внешних факторов, очевидно, можно рассматривать только сквозь призму восприятия самого человека: для одного большой спрос на профессию юриста – это позитив, тогда как для другого – это негатив, так как присутствует конкуренция, или же это один из факторов влияния со стороны родителей-юристов, в то время как ребёнок стремится получить совершенно другую профессию.


Таким образом, с одной стороны, существуют собственные влечения и устремления человека, а с другой – сценарии его родителей. В идеальной ситуации эти две составляющие совпадают. Возможно, вам приходилось встречать книгу Дэвида Вейса «Возвышенное и земное» , где рассказана история жизни Моцарта.

В этом случае стремления родителей, врождённые способности, наличие возможностей развития и уникальная любовь маленького ребенка к музыке соединились в единое целое и создали гения мирового масштаба, человека, о котором известно каждому – Вольфганга Амадея Моцарта .

Действительно, очень редко бывают случаи, когда факторы выбора профессии составляют такой совершенный пазл, но даже здесь есть своё несовершенство: последние годы жизни известный всему миру композитор провёл в бедности и нужде. Но это уже другая сторона профессии.

Конечно, есть и те, кто скажут: даже если все факторы сойдутся, всё равно далеко не каждый человек станет Моцартом в своём деле. Действительно, кроме собственного желания и одобрения родителями профессионального выбора, необходимо иметь незаурядные способности.

Именно поэтому важно наблюдать за собой и прислушиваться к точке зрения окружающих, чтобы вовремя заметить собственные способности и начать развивать их. А при условии достаточной поддержки родителей ребёнок может достичь такого уровня мотивации, что она компенсирует даже недостаток способностей.

Реклама фильма
Роберта Земекиса «Форрест Гамп»

Примером тому является известный фильм Роберта Земекиса «Форрест Гамп», где мать всегда поддерживала своего сына и, не смотря на диагноз лёгкой умственной отсталости, говорила ему: «Ты абсолютно нормальный! И ты не хуже других детей!». То есть, сценарий матери «Я смогу это!» сопровождал Форреста всю жизнь. Он не боялся новых видов деятельности и, почти во всём, достигал успеха (настольный теннис, рыбный промысел, армия…). Эта история и сегодня вдохновляет многих людей.

Если же собственные интересы не совпадают с родительским сценарием (или планами родителей относительно будущей профессии ребёнка), то тогда человек должен идти на компромисс и делать непростой выбор, который позднее может стать причиной внешнего или внутреннего конфликта (в таком случае смотрите рекомендации ниже).

Но вернёмся к основному вопросу: сценарий, который транслируют нам родители, наша жизненная позиция, способности, образ профессии – какая из этих составляющих является определяющей? По правде говоря, можно долго теоретизировать и строить гипотезы, но реальная жизнь, так или иначе, соединяет в себе все эти факторы, поэтому для каждой конкретной ситуации необходим свой особенный подход.

1) Обратите внимание на собственные способности и интересы : что вам удаётся лучше всего? Что вас интересует настолько, что вы готовы работать над этим день и ночь? Ведь только внутренняя мотивация может компенсировать недостаток способностей, а вот одни лишь способности не «пробудят» желания работать до седьмого пота (поэтому приоритет лучше отдавать именно тому, что интересует).

2) Вспомните родительский сценарий относительно вашей профессиональной жизни; если есть потребность в его коррекции, ознакомьтесь с соответствующей литературой (см. ниже) или обратитесь к психологу.

3) Создайте мысленный образ профессионала (той сферы деятельности, где вы хотели бы работать) и сравните с собственной личностью. В случае выявления значительных несовпадений, проанализируйте возможности самосовершенствования или изменения выбора.

4) Поинтересуйтесь ситуацией на рынке труда: возможно сейчас актуальны такие профессии, о которых вы даже не слышали, а узнав о них больше, вы сможете сделать правильный выбор.

5) Обратитесь за помощью к профориентатору – человеку, который поможет в выборе профессии, или к психологу (если проблема состоит в отношении родителей к вашему выбору).

Литература:
1. Адлер А. Наука жить. – К.: 1997. – 288 с.
2. Вэйс Д. Возвышенное и земное. - М.: Лампада, 1992. – 736 с.
3. Джеймс М., Джонгвард Д. Рожденные выигрывать. Трансакционный анализ с гештальтупражнениями: Пер. с англ./Общ. ред. и послесл. Л.А. Петровской. – М.: "Прогресс", 1993. – 336 с.

Алина Бахвалова , студентка магистратуры факультета психологии КНУ имени Тараса Шевченко